Version: 0.1.0

Бессмертный солдат Победы

Григорий Тельнов
Исполнилось 70 лет знаменитому советскому воинскому мемориалу в Берлине: как прожил жизнь человек-памятник.

Памятник воину-освободителю из Трептов-парка вновь окажется под опекой нашей страны: Министерство культуры поддержало предложение Российского военно-исторического общества по благоустройству мемориала. Этот скульптурный комплекс знает каждый, кто родился и вырос в СССР. Советский солдат с девочкой на левой руке и с опущенным мечом в правой стал символом великой Победы: изображение этой скульптуры отчеканено на юбилейных медалях и монетах, размножено на плакатах и открытках.

Восьмого мая советскому мемориалу в Трептов-парке исполнится семьдесят лет, и в канун юбилея есть повод вспомнить о солдате, отлитом в бронзе.

Скульптору Евгению Вучечичу, создателю этого памятника, позировал гвардии рядовой Иван Одарченко. А уже в наши дни этого фронтовика изваяли вновь, теперь в России, и опять с девочкой.

Иван Семенович прожил долгую и счастливую жизнь, был скромным тружеником и ничуть не гордился своей славой. Говорил, что если бы не приказ командования, то позировать бы ни за что не стал:

"Героем себя никогда не считал, тогда в Берлине было полно бойцов, у которых вся грудь в орденах, а у меня только три медали".

А то, что оказался натурщиком, называл просто случайностью:

"В 1947 году на соревнованиях в честь Дня физкультурника скульптор меня приметил. Вучечич тоже тогда военным был, подполковником. Ну, и настоял на том, чтобы меня откомандировали в его распоряжение для выполнения спецзадания".

Отказать Вучечичу не мог даже комендант Берлина — скульптор выполнял поручение правительства, проект мемориала курировал сам Сталин.

Идея памятника родилась у Евгения Вучечича сразу, как только он узнал о подвиге сержанта Николая Масалова, который 30 апреля 1945 года спас немецкую девочку. Но вид у храброго воина оказался совсем не богатырский, а для задуманного памятника нужен был непременно солдат с фигурой атлета. Спортсменов, конечно, в гарнизоне Берлина служило много, но скульптор искал парня не только с идеальным телом. Искал человека, у которого лицо было типичным и одновременно характерным, запоминающимся, мужественным и добрым.

Иван Одарченко только что пробежал кросс, присел на скамейку отдохнуть. Евгений Вучечич подошёл к нему, похвалил:

– Молодец, солдат! Спортсмен ты хороший. Откуда будешь?

– Гвардии рядовой Одарченко, из 114-й дивизии!

– Звать-то тебя как, и откуда ты родом?

– Иваном, по национальности украинец, родился в Казахстане, жил на Урале, на фронте с 1944-го, товарищ подполковник!

Вучечичу солдат понравился – лицо такое, что хоть сейчас бери глину и лепи. Уговаривать солдата скульптор не стал, поступил по-военному:

"Будет тебе спецзадание, боец. Веди к своему командиру!"

Ивана Одарченко откомандировали в распоряжение подполковника Вучечича без проволочек. Поселил его скульптор в своей мастерской в Берлине. Служба там сахаром не казалась – полгода шла работа над портретом. Художник был требовательным и строгим к натурщику, как к себе. Долго искал нужный поворот головы, линию губ. Много раз браковал почти вылепленный портрет, начинал с начала. А когда Иван уставал позировать, объявлял перерыв и отправлял солдата бегать в саду, разминать затёкшие от неподвижности мышцы.

Девочка была генеральской дочкой

По вечерам в мастерскую приходил комендант Берлина генерал-майор Александр Котиков – его трехлетняя дочка Света тоже позировала, с неё Вучечич лепил девочку. Немецкая девочка, которую сержант Масалов спас в 1945-м, к тому времени подросла, для модели была уже тяжеловата. Искать ей замену долго не пришлось – подходящая натурщица нашлась в семье коменданта. Папа-генерал стал опекать скульптора почти по-отечески. Переживал, что работа затягивается, спрашивал, строго глядя сквозь круглые стекла очков:

"Как в Москву докладывать – успеете к сроку?"

Скульптор хмурился, ежедневный генеральский контроль ему казался слишком назойливым:

"Постараемся успеть!"

Комендант добрел, хитро прищуривался и вытаскивал из сумки бутылку водки. Откупоривал, разливал на троих, кивал робеющему рядовому Одарченко:

"Не стесняйся, солдат! Пей, тебе кровь разогнать надо!"

К празднику Дня Победы мемориал был готов. На его создание пошли каменные плиты, которые припас ещё Гитлер для своих помпезных проектов. Скульптор Вучечич, прощаясь с солдатом, подарил ему свою фотографию с надписью: "Дорогому другу И. С. Одарченко в память о берлинском памятнике".

На торжественной церемонии открытия мемориала 8 мая 1949 года военный комендант Берлина генерал-майор Котиков сказал очень верные слова:

"Памятник в центре Европы, в Берлине, будет постоянно напоминать народам мира, когда, как и какой ценой была завоёвана Победа, спасение нашего Отечества, спасение жизней настоящих и грядущих поколений человечества".

Рядовой Одарченко тогда стоял не на трибуне, он нёс караул у памятника. Потом на этот пост его ставили не один раз.

"Твой памятник – тебе и охранять!" – шутили однополчане. Такие шутки казались Ивану обидными.

"Вся страна воевала, всем солдатам этот памятник!" – говорил он.

А сослуживцы ему в ответ выдавали свой аргумент, прямой и весомый, словно железнодорожный рельс:

"А ты, Вань, на лицо монумента получше глянь, ведь это твоя копия!"

Когда пришла пора демобилизации, Иван пришёл в Трептов-парк. Махнул рукой бронзовому солдату:

"Прощай, близнец, вряд ли ещё свидимся!"

Меч в подарок

Иван Одарченко поселился в Тамбове, где жила его сестра. Устроился на подшипниковый завод, женился. Про то, что с него Вучечич лепил памятник в Берлине, на предприятии не рассказывал. Хвастать он не любил, да и армейские шутки по поводу сходства с бронзовым солдатом хорошо помнил.

В 1965 году тайна раскрылась сама собой: выпустили юбилейный рубль с изображением памятника солдату-освободителю. Парторг завода покрутил в руках монету, потом полез в энциклопедию, нашёл фотографию мемориала в Трептов-парке. Вызвал к себе Одарченко:

"Уж больно на тебя похож памятник. Ты, Ваня, судя по анкете, ведь в Берлине служил. Признайся, лицо у изваяния – твоё?"

"Ну, моё, я для памятника позировал. Но хвалиться мне нечем – немецкую девочку не спасал".

"Что же ты молчал, скромник! Да твоё лицо теперь символ Победы для всего мира! С рубля и медали твою фигуру не сковырнешь, так что терпи! Ты у нас теперь на митингах речи говорить будешь!"

В президиумах Иван Одарченко так и не прижился, выступать гладко не научился, рубил правду-матку не по писаному. До самой пенсии проработал токарем-фрезеровщиком на родном заводе, в начальство не рвался. Орден Трудового Красного знамени за свой труд заслужил честно, не по протекции.

В Берлин Иван Одарченко съездил ещё несколько раз, немцы сами пригласили. Сфотографировали его на фоне памятника и подарили копию меча – такого, как на памятнике, в знак дружбы и благодарности.

Потом провели в подземную часть мемориала, украшенную мозаичным панно. Показали ещё два портрета, мол, и тут ваше лицо. Иван Семенович признался, улыбаясь надоедливым репортерам:

"Верно! Художник Анатолий Горпенко меня тоже как натурщика использовал, солдатом со звездой Героя изобразил и рабочим с венком. Вот я и в рабочие пошёл, чтобы правдиво было. А со звездой, извините, у меня не вышло".

Медаль за Берлин

Второй памятник Ивану Одарченко открыли в Тамбове ещё при его жизни. Скульпторы Виктор Кулаев и Валерий Парамонов задумли изобразить постаревшего ветерана с ребёнком – в знак преемственности поколений. Но Иван Семенович позировать отказался категорически: "Сделайте лучше копию с памятника Вучечича, это шедевр!"

Усадил гостей за стол, предложил пообедать. Чтобы смягчить суровость, откупорил бутылку:

"Давайте, ребята, за Победу выпьем!"

О том, что было дальше, скульптор Виктор Кулаев позже рассказывал мне так:

"Разговор у нас с Иваном Семёновичем получился долгий и душевный. Я говорил про своего дядю-сталинградца Павла Егоровича Кулаева, он в разведке воевал. Одарченко вздохнул горько – признался, что его отец под Сталинградом погиб. Может, это и помогло нам растопить лёд, старик согласился позировать с моей дочкой Полиной. Они подружились, она называла его дедушкой. Но когда скульптурный портрет был уже готов, Иван Семенович обиделся на нас крепко. Заметил на груди у изваяния медаль "За взятие Берлина", вскипел так, что потребовал зубило и молоток: "Никогда у меня не было такой награды! Я Прагу освобождал, Будапешт брал, а в Берлин уже после Победы служить попал! Исправить надо ошибку!" Еле утихомирили деда – объяснили, что медаль за Берлин изобразили как понятный всем символ Победы, напомнили, что Вучечич тоже с наградами так делал. И пообещали, что памятник будет называться "Ветеран", а не "Ветеран Одарченко". Старик сменил гнев на милость, даже пошутил, обращаясь к своему двойнику:

"Ну, Иван Семёнович, опять тебя из металла отлили, на старости лет увековечили! Ты теперь, брат, бессмертный!"

Так и вышло: быть на своём посту в Тамбове и в Берлине бронзовому солдату века. Казахстанец по рождению, украинец по крови, россиянин по паспорту гвардии рядовой Одарченко – один на всех, символ нашей общей великой Победы и той фронтовой дружбы.