Один день в Донецке с американским "террористом"

Мы в бодром темпе заходим во Дворец культуры им. В.В. Куйбышева. Альфонсо, молодой волонтер, приехавший пять лет назад из Колумбии, чтобы присоединиться к народному ополчению, ведет нас по коридорам с лепными узорами на стенах. Мы входим в главный зал. На сцене, рядом с большим экраном, на котором отображаются серп и молот и слово "КП ДНР" (Коммунистическая партия ДНР), объявляют: "Приглашаем Рассела Боннера Бентли!"

Альфонсо хлопает по спине Рассела, тот ускоряется.

"Воин-интернационалист из Соединенных Штатов Америки, автор и исполнитель современных песен на патриотические темы..."

Вот он на сцене: хвост серебристых волос, надпись на рубашке "Донбасс Гуманитарная помощь", кожаная куртка, ковбойские сапоги и солнцезащитные очки. Слышны аплодисменты.

"Гражданин ДНР, активный участник многих политических акций, член Коммунистической партии ДНР!"

Фото: vk.com/donbasstexac

Музыка звучит громче, Расселу вручают розу и медаль. Череда рукопожатий.

"Спасибо большое, товарищи, други. За нашу республику, за нашу коммунистическую партию и за нашу победу!" — Рассел поднимает кулак, снова гремит музыка.

А люди в зале рукоплещут. Моя девушка тоже аплодирует. Символы, цвета, слова и тона, которые напоминают ей о времени, когда она была ребенком, о том маленьком отрывке из жизни Советского Союза, который она застала.

Рассел покидает сцену. Люди подходят пожать ему руку или сфотографироваться.

Вчера утром на погранпереходе в Успенке офицер спросил его: "Когда вернетесь в США?""Я там террорист, — ответил он, смеясь. — Если я вернусь, они заставят меня исчезнуть".

В декабре 2014-го Рассел связался со мной в Донецке. Он не первый, кто обратился ко мне в надежде присоединиться к народному ополчению. И не последний. Но он был единственным, у кого было все необходимое: решимость, навыки, вера, большое сердце и яйца. Пять лет спустя Рассел Бентли, позывной Техас, стал местным героем, занимающимся организацией раздачи гуманитарной помощи населению Донбасса.

Рассел покинул линию фронта, чтобы заняться информационной войной и рассказать о конфликте, который многие хотели бы забыть. Потому что он пошел не по плану.

В феврале 2015 г. подписано второе минское соглашение, которое должно было начать мирный процесс. Но киевское правительство не выполнило ни одного из своих обязательств, и нападения, как с применением легкого оружия, так и артиллерии, на деревни вдоль линии фронта все еще продолжаются. А западные СМИ, для которых не все мертвецы одинаковы, смотрят в другую сторону.

До заключения соглашения побеждала армия крестьян, шахтеров, трактористов, рабочих и студентов под командованием охранников супермаркетов (как Гиви), мойщиков автомобилей (как Моторола), шахтеров (как Захарченко).

В народных республиках Донецка и Луганска побеждала идея такого государства, которое не устраивало власть имущих, те элиты наднациональных организаций, которые составляют скрытую сеть власти, действующую в соответствии со своей собственной повесткой дня. Эти элиты контролируют банки, инвесторов, лобби, дипломатов, чиновников и законодателей. Эти элиты могут действовать против программ избранных правительств, препятствуя, сопротивляясь и подрывая их политику. У них есть силы, чтобы разжигать войны, а затем реализовывать ложные мирные планы, контролировать общественное мнение, навязывать одного политического лидера вместо другого.

Выходим на улицу. Рассел обнимает свою жену. Лезем все четверо в "ниву" Рассела. После пятилетнего перерыва он снова сел за руль. Вчера, когда он приехал забрать меня и мою девушку на погранпереход, дорожная полиция остановила его и оштрафовала на 500 рублей за превышение скорости. Bullshit! — отреагировал он. На обратном пути его снова остановили. По словам инспектора, он не уступил дорогу машине, съезжающей с кольца. Нарушение показалось нам не совсем понятным, и в конце концов инспектор отказался. Внимательно осмотрев военный билет, в котором значится, что Рассел воевал с декабря 2014-го по август 2015- го, инспектор пожал Расселу руку. В документе говорится, что Рассел — снайпер, гренадер (РПГ-7) и боец спецназа разведки.

Мы направляемся в центр города. Магазины открыты, ездят машины, гуляют пары с колясками. Донецк выглядит как любой город в любой стране, которая никогда не знала войны.

"Что думаешь о Пушилине?" — спрашивает меня Рассел. Сам он считает, что на выборах мог победить командир бригады "Восток" Александр Ходаковский, но его не допустили.

Я мало что могу сказать. В дни после голосования все ждали появления каких-то новостей. Когда Пушилин покинул дом правительства, его окружили люди. В основном женщины (многие годились ему в матери). На него обрушилась лавина вопросов. Он был измотан, но отвечал всем, даже тем, на чьи вопросы пока не было ответов. Ему было 33 года, он родился в День Победы и был местным бизнесменом, но уже сделал первые шаги в политике. 2 мая объявлен в розыск по ходатайству прокуратуры Украины. В июне о розыске Пушилина сообщила Служба безопасности Украины. Его обвинили в совершении действий с целью насильственного изменения или свержения конституционного строя или захвате государственной власти. Людям понравилось. Таким было мое впечатление. И он мог быть лидером, с которым иностранные чиновники и представители будут сидеть за столом переговоров.

"Я солдат, — говорит Рассел. — Захарченко был солдатом. Он пришел с линии фронта... Его батальон воевал вместе с нами в Троицкой битве 17 января 2015 года. Пушилин — бизнесмен, политик. У меня нет с ним ничего общего".

Это многое объясняет. Существует уникальная связь между военными, которые служили бок о бок.

Оставляем машину возле Дома правительства. 28 августа этого года площадь перед зданием назвали именем первого главы ДНР Александра Захарченко, на фасаде здания установлена мемориальная доска. Я смотрел церемонию онлайн, и мне понравилась речь Пушилина:

"Это место, где народ Донбасса проявил свою волю, показал своей жесткой и непримиримой позицией, что не согласен с тем, что происходило тогда в Киеве […] Александр Владимирович стал защитником народной воли. Он действительно стал командиром первых отрядов ополчения. Тех ребят, которые поверили в нашу правду, правду Донбасса. И готовы были защищать и защитили Донбасс. Многие из них — ценой своей жизни. Александр Владимирович всегда был там, где тяжелее всего. И что касалось фронта, и что касалось государственного строительства. […] Мы помним и всегда будем его помнить. И сегодняшняя площадь будет одним из моментов, которые позволяют нам отдать дань памяти, уважения и благодарности".

На площади проходит выставка фотографий памяти Захарченко и Иосифа Кобзона: "Два Героя Донецкой Народной Республики" (30 августа 2015 года именно Захарченко вручил Кобзону "Золотую Звезду Героя Донецкой Республики").

Выстрел из далекой гаубицы напоминает нам, что здесь все еще идет война. Моя девушка смотрит на меня в замешательстве.

"Это артиллерия ДНР", — говорю ей, как будто этого достаточно, чтобы заставить ее успокоиться.

Мы следуем за Расселом по Пушкинскому бульвару. Я знаю, куда мы идем.

"Один идиот спросил меня, почему кафе не открыли заново, — говорит он. — Я ответил: "Ты бы хотел сесть и поесть в том месте, где умер великий герой? Я бы не стал".

Кафе "Сепар", где Захарченко был убит 31 августа 2018 г., превращено в мемориал. Фотографии погибших, много цветов, надпись: "Живи свободным, поступай по совести, относись ко всему справедливо".

Мировое сообщество в первую очередь следило за минскими соглашениями. Дипведомства стран Евросоюза синхронно увидели в теракте попытку срыва соглашений. Законодатели, эксперты и аналитики предупреждали об эскалации конфликта. Другие заявляли, что более умеренный лидер будет способствовать мирному урегулированию.

Это были пустые разговоры: с тех пор соглашения не выполнялись и не обновлялись, и мирное разрешение даже не маячило на горизонте. Первое соглашение (5 сентября 2014 г.) было полным провалом, а второе (12 февраля 2015 г.) было не чем иным, как садистской шуткой над людьми Донбасса, которые все еще живут в состоянии постоянной осады. И более того, второе соглашение было глушителем войны, которую ведет киевская хунта при поддержке США, чтобы сидеть постоянной занозой в шее России.

Между тем общественность на Западе, и не только там, перенаправила внимание от войны в Донбассе.

Рассел говорит: "В прошлом месяце более 30 солдат ДНР были убиты, включая командира, моего друга".

Мы молчим.

"Его позывным был Лев, и он был великим человеком и великолепным полководцем. Богатырь. Его убили в Ясиноватой. Это была засада. Укропы убили одного из ополченцев и ранили еще одного. Солдаты просили об эвакуации. Они находились под сильным огнем. РПГ, СПГ, тяжелые пулеметы работали вместе со снайперами. Один из солдат по рации обратился за помощью. Сам командир, Лев, вызвался вытащить раненого из-под огня. Он попал под обстрел, был ранен и скончался через три дня. В ответ солдаты ДНР не сделали ни единого выстрела".

Какое-то время не могу понять, что он говорит мне.

"Ты правильно понял. Нашим было приказано не открывать ответный огонь".

"Они не могли защитить себя во время нападения?"

"Это было общей политикой на протяжении более года, но в июне она приобрела вид документа. Солдат ДНР обязали подписать его. За стрельбу без предварительного разрешения вышестоящих командиров — тюрьма. По возвращении с линии фронта патроны в магазине подсчитываются, и если одного не хватает..."

Замечаю акцент на "вышестоящих командиров". Это те, кто не ездит на позиции, где можно попасть под снаряд, не встречается с солдатами и мало о них знает.

За несколько недель до второго минского соглашения армии ДНР и ЛНР освободили Донецкий аэропорт, уничтожили украинскую армию в Дебальцеве, оказали сопротивление северу и продвинулись на юг в направлении Мариуполя. Спустя почти пять лет деревни на линии фронта все еще находятся в состоянии постоянной осады и число погибших среди мирного населения постоянно растет. Между тем доблестные харизматичные командиры были устранены насильственным образом: Алексей Мозговой, Павел Дремов, Моторола, Гиви и последний — Захарченко.

Убийство одного из подписантов соглашения должно вызывать негодование и осуждение. Ведь это, по сути, является военным преступлением. Вместо этого даже представители правительств Франции и Германии [участницы соглашений и члены НАТО. — Авт.] приуменьшали значение террористического акта и заявили, что поддерживают соглашение. Но ничего не сделали для его поддержки. МИД Франции заявил: "Последние события на востоке Украины не ставят под сомнение обязательства сторон в отношении минских договоренностей". Представитель немецкого правительства Штеффен Зайберт призвал "все стороны к дальнейшему конструктивному участию в переговорах". Заодно он напомнил, что "правительство Германии продолжает выполнять свои обязательства в минском процессе", что "смерть Захарченко не делает реализацию минских соглашений для разрядки ситуации в Донбассе менее значимой".

Ни слова о том, что киевская хунта спустя три с половиной года после подписания соглашения еще не сделала ничего, чтобы выполнить его условия. Они отказались вывести тяжелое вооружение с линии соприкосновения, продолжали обстреливать гражданские районы, увеличивая число жертв, отрезали маршруты поставки основных продуктов питания и медикаментов. Они не восстановили выплаты пенсий, не реформировали конституцию, чтобы учесть интересы республик Донбасса. И это еще не всё.

Возвращаемся к машине. Рассел поглощен своими мыслями. Разговор о соглашении в Минске испортил ему настроение. Как и мне.

"Соглашение также предусматривает восстановление пограничного контроля с Укропией, — говорит он. — Я говорю тебе, братан, если это будет так, то будет война. И это будет гораздо более кровавой войной, чем в 2014 году".

Останавливаемся у механика. Рассел и его жена входят в мастерскую, чтобы поговорить с ним. На воротах висит копия плаката времен Великой Отечественной, солдат держит винтовку и показывает пальцем на зрителя: "Ты чем помог фронту?"

Тот факт, что этот плакат нарисован в 1941 или 1943 году, не имеет большого значения. Сегодня он так же актуален, как и тогда. Чего ждали инициаторы убийства Захарченко? Резких действий со стороны России? Что она выйдет из минского процесса? Они добивались хаоса в республике, начала борьбы за власть. Они целились в сердце дончан, но этот народ не склонился и не склонится. Армии республик не стали слабее после гибели известных полевых командиров и не развалятся после убийства Захарченко.

Мы прибываем в Октябрьское. Эта часть города особенно натерпелась от украинских обстрелов. Иногда я приезжал сюда на микроавтобусе, которым управлял милиционер вместе с женщиной, которая раздавала хлеб тем, кто не уехал.

Рассел останавливается перед мемориалом памяти погибших жителей района: на плитах десятки имен. Материал для памятника вывезен с территории аэропорта. Это гранит, иссеченный осколками украинских снарядов.

"На последней плите имена дюжины детей", — говорит Рассел.

Солнце уже садится, когда мы подходим к Иверскому монастырю, легендарной боевой позиции Троицка. Через пятьсот метров находится новый терминал аэропорта, или что там еще от него осталось. Когда мы приближаемся к руинам церкви, покрытым пулевыми отверстиями и шрапнельными шрамами, у женщин меняется настроение.

"В этом месте нет ничего хорошего", — говорит моя девушка.

Рассел успокаивает ее: "Не бойся. Больше нет снайперов, которые будут стрелять".

Но такие места вызывают гораздо менее рациональные страхи, чем боязнь снайпера. У меня тоже тревожное чувство: воспоминания о внезапных взрывах и выстрелах в тишине. Помню страх на наших лицах и то, как мы смотрели друг на друга, ожидая, когда все закончится.

Это была первая позиция Рассела на передовой, в январе 2015 года. Две недели, которые он описывает в своей книге как "одну долгую ночь, каждую минуту наполненную дымом, холодом, тьмой и опасностью". Я был дальше на востоке, на другой стороне терминала, на блокпосту возле моста. Зачастую в окопах с солдатами, в паре метров под землей. И земля дрожала, пораженная "Градами" укропов. Мы верили в Гиви и Моторолу. День за днем мы ждали, когда батальоны "Сомали" и "Спарта" проведут последнюю атаку, чтобы освободить аэропорт. "Последний бой", — мы говорили.

Женщины подходят к высокому деревянному кресту. Жена Рассела показывает моей девушке три могилы. Не слышу, что они говорят, и ничего не спрашиваю. Даже Рассела. Я оставляю его в покое. Он смотрит вокруг, поглощен чем-то. В этом месте он потерял трех однополчан. Хорошие, крепкие, смелые солдаты и добровольцы, как и он, из элитного подразделения "Суть времени".

Затем он нарушает тишину: "Если представится случай, мы сделаем это снова, братан".

Иначе и быть не могло.

Женщины подходят, спрашивают, все ли в порядке. "Почти темно, — говорят. — Лучше уйти".

"Тем временем мы живем, — говорит Рассел. — Завтра — новый день, и восходит солнце в Донецке".

Мы оставляем церковь позади и идем назад по ухабистой аллее. Моя девушка чувствует облегчение.

"Тогда завтра пойдем в парк Щербакова", — говорю ей.

Она кивает. И наконец снова улыбается.

Вчера на границе таможенник с любопытством разглядывал саженец в сумке, которую она крепко сжимала в руке.

"Это кедр, — объяснила она. — Мы взяли его из Москвы, чтобы посадить его в парке в Донецке. Это символ мира".