Реформы есть, а результатов нет
Слово "реформа" простыми словами есть изменение к чему-то лучшему. Мы с упоением следим за реформами в Китае, восторгаемся реформой Хартца в Германии, преподаватели экономических дисциплин никогда не упускают возможность привести в пример реформы японского императора Муцухито. Но когда слово "реформа" отождествляется с нашей страной, то передергивает от какой-то неведомой неприязни практически каждого. Почему?
Может быть потому, что, "подняв камень", мы слишком часто "бросали его себе на ногу"? Неужели нам нечем больше гордиться, кроме как вспоминать, что в космос первыми полетели, что бомбу атомную разработали без чьей-либо помощи да другие громкие достижения пятидесятых прошлого столетия?
Либеральные экономисты во всех бедах до сих пор винят "наследие административно-командной системы управления", осколки которой, по их мнению, уже третье десятилетие продолжают мешать нам начать жить лучше.
Но как же тогда получается, что 50-е годы выдались успешными? Ведь "недостатки" административно-командной системы должны были уже тогда окунуть с головой экономику страны в "неэффективность" и "расточительность"?
Фото: соцсети
Успех 50-х заключался в том, что экономика страны представляла собой теснейшую взаимосвязь абсолютно всех ее отраслей. Это своего рода тот же любимый либералами хозяйственный расчет, только в общегосударственном размахе, масштабах всего народного хозяйства. Прибыль и рентабельность отдельно взятого предприятия тогда не учитывались, только в рамках народо-хозяйственного комплекса.
Удивительно, но при таком подходе достигать реального экономического роста оказалось проще всего. Все дело в том, что на выходе получался высокорентабельный конечный продукт.
Простой пример.
Допустим, необходимо в кратчайшие сроки перевооружить и модернизировать отечественную промышленность, конечный продукт которой позволит впоследствии обеспечить сельское хозяйство, строительство и другие отрасли нужным оборудованием. Задача, кстати, актуальная и сегодня! Так вот, например, предприятия металлургической промышленности могли работать на нулевой рентабельности, чтобы низкая себестоимость их продукции являлась залогом успеха выпуска высокорентабельных изделий во всем машиностроении. В результате вся экономика страны работала в рост и никакие сегодняшние мировые кризисы были бы не страшны. Вы уловили разницу?
Если нет, тогда попробуйте заставить тех, кто "сидит на трубе", поработать себе в ноль, ради нашего с вами блага, ради экономики в целом. Думаете, получится? По-моему, провальная затея.
В плановых показателях прибыль не являлась ключевым показателем, поэтому и никакой гонки "во что бы то ни стало" за ней не было. Увеличить прибыль можно было только качественным путем: через снижение себестоимости продукции или с помощью увеличения выпуска продукции сверх плана.
Так вот именно поэтому и спутник первыми запустили. И я не случайно тут заговорил о "спутниках". Дело в том, что научно-техническому прогрессу при таком подходе не просто находилось место, а всегда отводилась предпочтительная роль. Еще пример.
Фото: соцсети
Пусть некий завод производит детские коляски. Себестоимость коляски составляет условные 100 рублей, а доля прибыли от ее себестоимости составляет допустим 20%. Тогда коляска будет продаваться по 120 рублей. Госплан определяет, что коляски должны быть определенного качества и заданной цены.
При этом получить сверхприбыль завод все равно мог! Этого можно было добиться лишь двумя путями:
- во-первых, путем внедрения в производство организационных улучшений, позволяющих увеличить выпуск продукции количественно на имеющихся мощностях;
- во-вторых, путем снижения себестоимости за счет внедрения новых технологий в само производство.
Именно поэтому при каждом предприятии всегда были свои научные отделы или даже целые НИИ, которые внезапно оказались убыточными благодаря господам-либералам, считающим себя большими экономистами.
За успех весь коллектив завода поощрялся материально. Соответственно были стимулы и у станка гнаться за качеством и количеством, и у НИИ работать над разработками и внедрением улучшений. Простыми словами, работало правило "утром деньги – вечером стулья", а не наоборот, как сегодня: понахватают гранты отовсюду, а по делу ноль, лишь кипа бестолковых отчетов, из года в год одних и тех же.
Фото: соцсети
За счет такого подхода удавалось даже добиться снижения цены на товар. И те, кто пожил в 50-е, прекрасно помнят, что товары с наступлением нового года могли подешеветь. Простая математика с теми же колясками:
За год путем внедрения новшеств и разработок в прошлом году заводу удалось снизить себестоимость коляски на 5%. Госплан сохранил норму прибыли в 20%, но при этом учел ее новую себестоимость. Следовательно, на этот год коляска будет стоить 114 рублей. В наше время мы знаем только то, что цены могут лишь расти.
Кроме того, планирование осуществлялось путем применения экономико-математических методов, а не красивых слов на бумаге, как сейчас это модно. Опять же не без помощи либералов 90-х из экономической науки всеми силами выдавливалась и выдавливается математика. А потом удивляемся тому, что стратегий и планов море, а в реализации провал за провалом.
В 60-е годы экономическую систему СССР поразил первый структурный кризис.
Причиной тому явилось то, что руководство страны стало менять в Госплане номенклатурные показатели на валовые. Другими словами, вместо количества тех или иных изделий появились цифры в рублевом эквиваленте. Это привело к тому, что предприятия стали ориентироваться на количество вырученных денег за свою продукцию вместо количества самой продукции.
Фото: соцсети
С этого момента страна сталкивается не только с ростом цен, но и с извечным товарным дефицитом. Сразу же поползли слухи и многочисленные споры о том, что социальные и хозяйственные процессы в стране не поддаются управлению. Наводит на странные мысли то, что возвращаться к ранее успешному варианту управления экономикой страны не стали, а запустили следующую реформу – "косыгинскую".
Вдобавок к изуродованной системе учета плановых показателей прибавилась хозяйственная самостоятельность предприятий, для которых главными критериями стали собственная прибыль, как процент от себестоимости, и рентабельность – этакие завуалированные "рыночные преобразования". Теперь заводы и фабрики могли самостоятельно определять выполнение производственного плана, устанавливать зарплату и корректировать производительность труда. В результате вместо ожидаемого научно-технического прогресса и роста производительности труда получили преднамеренное ухудшение качества продукции или вовсе товары, ненужные потребителю.
Опять вернемся к примеру на детских колясках.
В экономической модели 50-х снижать себестоимость коляски даже на 50% было выгодно и коллективу завода, и конечному потребителю за счет снижения цены на коляску на прилавках магазинов. Теперь же снижать себестоимость оказалось совсем невыгодным делом: на сколько снизишь себестоимость – пропорционально снизишь и прибыль заводу. Иначе не достигнешь количественных показателей прибыли, выраженных в рублях. Вот где собака зарыта!
Именно с этого момента начинаются и медленные похороны отечественной науки в целом. Все те, кто ранее за разработки и их внедрение поощрялся, теперь оказались просто ненужными. Лучше абсолютно ничего не делать и постепенно повышать себестоимость продукции, чем что-либо улучшать, снижая ее.
В результате многочисленные НИИ, академические институты, отделы НИОКР при различных производствах стали своего рода "аппендиксами". Затем коллектив рабочих перестал гнаться за качеством изделий. А зачем? Стимулов-то не оказалось. Ни о какой возможности снижения цен уже не могло быть и речи. Внедрять что-либо тоже оказалось ненужным, ведь и на старом оборудовании оказалось возможным получать "прибыль".
Теперь самое важное. За счет прибыли по экономической модели 50-х содержались здания и сооружения, практически бесплатная транспортная сеть городов, доступное ж/д и авиасообщение, бесплатные детские секции, сады и школы, бесплатное высшее образование, жилье и заслуженный отдых, выдавались пенсии и пособия и много еще чего. И всем всего хватало!
Фото: соцсети
Новая модель справляться с этим уже не могла. Для того, чтобы не сразу утопить медленно тонущее народное хозяйство, страна стала больше экспортировать углеводородного сырья.
Одновременно с этим экономику поразила дичайшая коррупция, которая достигла своего апогея в "перестройку", когда огромные денежные средства пропадали вместе с непонятными кооперативами, а цены на продукцию завышались до запредельных значений, используя предоставленные предприятиям свободы.
Реального роста производительности труда в стране просто не стало, ведь он предполагает снижение производственных издержек. А нужен был, наоборот, рост стоимости продукции. Следствием явилось просто губительное отношение к материальным ресурсам и снижение количества произведенной продукции в натуральной форме.
А что происходит, если доходы населения растут, а реальное производство падает? Конечно инфляция, изначально скрытая в виде товарного дефицита.
Во-первых, доступных товаров народного потребления постоянно стало не хватать по причине их низкой стоимости. Результат – недовольство населения.
Во-вторых, развалились горизонтальные и вертикальные связи между предприятиями. Например, чтобы выпустить достаточное количество детских колясок, заводу необходимо было получить поставку такого же количества текстильных тентов и резиновых уплотнителей от смежных заводов и фабрик.
Фото: соцсети
Конечно, поначалу государство старалось сдерживать быстрый рост себестоимости изделий. Тогда новоявленные горе-хозяйственники стали думать о том, как бы реформировать саму политическую систему, чтобы никто не мешал все больше и больше обогащаться. Это был финальный удар по умирающей экономике СССР.
Затем перестройка, намеренный развал СССР…
В 90-е годы либералы, ранее вовсю голосившие о том, что знают, как трансформировать страну в здоровый капитализм, предпочли слепо и бездумно следовать за рекомендациями "большой семерки", которая настаивала на сокращении госучастия в экономике, свободном ценообразовании и немедленной приватизации.
В результате либерально-монетаристские методы "управления" уничтожили большую часть промышленного потенциала страны, подарили коррупцию и теневой сектор, скорый переход к инновационной экономике стал все больше напоминать миф.
В результате Россия превратилась в желаемый Западом результат – полностью сырьевая экономика страны снабжает развитые страны сырьем. И если цены на природные ресурсы начинают падать, как, например, сейчас или в 2008 году, то Россию начинает сразу же лихорадить: имеющаяся безработица становится острой, спад производства превращается в затяжное пике, инфляция набирает обороты.
Экономика России будто наркоман, только "игла" у нас нефтегазовая.
Фото: depositphotos
Самое интересное, что "верхушка" управления страной прекрасно понимает, что без создания условий для инновационной деятельности мы вряд ли куда вырулим. В своих ежегодных посланиях Федеральному собранию президент неоднократно ставит задачу о модернизации и создании инновационной экономики. Но за целые десятилетия страна практически не сдвинулась с мертвой точки: опять гадаем на курс нефти, "молимся" на подрастающий рубль и боимся очередных новостей от Минфина. Почему?
Даже если будут реализованы сотни проектов. подобных "Сколково", а академии наук завалены деньгами с головы до ног, результата не будет. Потому что параллельно нет никаких попыток сформировать необходимый спрос на инновации внутри страны. Когда результат ученого замыкается на самом ученом, то у него есть три пути:
- перестать быть ученым;
- продавать результаты своей работы за рубеж;
- деградировать как ученому, ведь цепочка замыкается на самом же ученом, результат оказывается ненужным.
Получается, что мы развиваем инновации так, что пользу от них будут получать другие страны, ну а мы опять на своей обочине.
Многие считают, что у сегодняшней власти не хватает политической воли для осуществления качественных реформ. По моему мнению, у власти не хватает власти и честных квалифицированных кадров. Поднимать с колен экономику страны с теми, кто совершенно в этом не заинтересован, – это изначально провальное дело. История нашей страны нам это хорошо доказывает.