Как Пушкин "на удаленке" боролся с "коронавирусом"
Несколько дней назад отмечался Всемирный день поэзии.
В связи с этим не лишним будет вспомнить, как 190 лет назад Александр Пушкин боролся с тогдашним коронавирусом.
В России холера впервые была зафиксирована в 1823 году, доктора ездили из Петербурга в Астрахань, чтобы понять, что к чему. Далее холерный диагноз был поставлен в Оренбурге в августе 1829 года, затем в ноябре и декабре в Бугульме и Бугуруслане. По официальным данным, 3500 случаев болезни, из них 865 со смертельным исходом.
Вторая пандемия распространялась гораздо быстрее. Русская армия вернулась из Азии, где она воевала то с турками, то с персами – оттуда и принесли заразу. Из Персии в Тифлис и Астрахань. Пишут, что в Тифлисе после первой смерти от холеры кто не спрятался в храме, тот свалил из города – таких было подавляющее большинство. Люди думали, что пришла чума.
Министр внутренних дел наложил на Россию тотальный карантин.
Ну и соответственно, осенью 1830 года Александр Сергеевич был практически заперт на три месяца в деревне Болдино.
Итак, поехали. Некоторое из того, что "наше всё", написал "на удаленке":
- 7 сентября – Бесы" ("Мчатся тучи, вьются тучи...")
- 8 сентября – "Элегия" ("Безумных лет угасшее веселье...")
- 9 сентября – повесть "Гробовщик"
- 13 сентября – "Сказка о попе и о работнике его Балде", "Сказка о Медведихе"
- 14 сентября – повесть "Станционный смотритель", предисловие к "Повестям Белкина"
- 20 сентября – повесть "Барышня-крестьянка"
- 25 сентября – роман в стихах "Евгений Онегин", песнь IX (это последняя глава романа в стихах, в окончательной редакции она станет восьмой)
- 26 сентября – "Труд" ("Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний...")
В первых числах октября Пушкин попытался уехать из Болдина, но ему не удалось преодолеть карантинные оцепления. Поэтому он продолжил:
- 1 октября – "Царскосельская статуя"; к переводу "Илиады", "Румяный критик мой, насмешник толстопузый"
- 2 октября – "Глухой глухого звал..."
- 4 октября – "Дорожные жалобы"
- 5 октября – "Прощание"
- 7 октября – "Паж, или Пятнадцатый год"
- 8 октября – "Я здесь, Инезилья", "Пред испанкой благородной"
- 9 октября – поэма "Домик в Коломне"
- 11 октября – "Рифма", "Отрок"
- 14 октября – повесть "Выстрел"
- 15 октября – "Эпиграмма" ("Не то беда, Авдей Флюгарин..."), "Моя родословная", "Два чувства дивно близки нам...", "Когда порой воспоминанье..."
- 17 октября – "Стамбул гяуры нынче славят...", "Заклинание"
- 19 октября – сожжена X песнь "Онегина"
- 20 октября – повесть "Метель"
- 23 октября – "Скупой рыцарь"
- 24-25 октября – статья "Об Альфреде Мюссе", "Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы", "В начале жизни школу помню я..."
- 26 октября – "Моцарт и Сальери"
- 29 октября – статья "Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений", опровержения на критики и замечания на собственные сочинения, заметка о поэме "Граф Нулин", "Мы рождены, мой брат названый..." (А.А. Дельвигу)
- 31 октября – "Герой"
- 1 ноября – статья "О втором томе "Истории русского народа" Полевого", "История села Горюхина"
- 4 ноября – "Каменный гость", отрывок "Не розу пафосскую..."
- 5 ноября – статья "Возражения критикам "Полтавы", статья "Баратынский"
- 8 ноября – "Пир во время чумы", на перевод "Илиады"
- 26 ноября – статья "О народной драме и о "Марфе Посаднице" М.П. Полевого"
- 27 ноября – "Для берегов отчизны дальной...";
- 28 ноября – Предисловие к "Евгению Онегину", "Цыганы"
В декабре 1830 года Пушкин с третьей попытки вернется в еще окруженную холерными карантинами Москву и напишет Плетневу:
"Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 главы последние главы Онегина, 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время Чумы, и Д.<он> Жуан. Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не всё: (Весьма секретное) Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржет и бьется – и которые напечатаем также Anonyme".
Иными словами, ужасная холера заперла величайшего русского поэта, чтобы он за короткое время создал свои бриллианты, которые не просто вошли в сокровищницу русской словесности, а стали ее самыми яркими экземплярами, смотря на которые люди затем создавали уже свои шедевры.
Не хочется писать банальности о том, как с пользой можно проводить время, когда за окном бушуют вирусы, однако хотел бы напомнить, что на прошлой неделе ушел большой поэт – Эдуард Лимонов, творчество которого нужно бы изучить подробнее.
Зайдя вчера в книжный магазин, обнаружил, что абсолютно все книги Лимонова скуплены. Во втором книжном – та же картина. Со всевозможных "озонов" книги Лимонова так же массово уходят читателям, что не может не радовать.
На разнообразных сайтах его книгу "Это я, Эдичка" начали продавать за внушительные суммы (5-12 тысяч рублей). Стало интересно (продавать не собираюсь!), сколько же стоит мой "Эдичка" с автографом, если люди стали выкидывать совсем не редкие книги Лимонова с автографом за 15 тысяч рублей. И это с учетом того, что классик умер совсем недавно. Дальше цена будет только расти.
Сегодня же, говоря о том, как затворничество благотворно влияет на русскую поэзию, я хотел бы (ни в коем случае не сравнивая его с Пушкиным) слегка коснуться лимоновской поэзии.
К Пушкину Лимонов относился своеобразно, поругивал его, называя календарным поэтом, конечно, лукавя. Лимонов не любил, когда чей-то талант хотя бы гипотетически мог превосходить его собственный.
Об этом догадываются немногие, но по своей силе и точности стихи Лимонова не уступают, а иногда и вовсе превосходят его шокирующую прозу.
Неопытному и наивному читателю может показаться, что эта внешняя простота (которая сочетается с экзистенциальной глубиной) в стихах Лимонова дается легко и любому – ручку дай и напишу так же. Однако гениальный примитивизм Лимонова едва ли можно повторить, так же как нельзя повторить поэзию Есенина, даже если взять в свой текст его размер стиха, березку и родной дом в деревне – всё рассыпается. Каждый может скопировать манеру исполнения Цоя, но никто не может повторить простую мантру: "Группа крови на рукаве".
У Лимонова мысль ясна, образ ясен, самая кривая строчка лежит именно там, где ей место, даже если выбивается из ритма, и в итоге мы можем видеть маленькое нарциссическое чудо:
Я в мыслях подержу другого человека
Чуть-чуть на краткий миг... и снова отпущу
И редко-редко есть такие люди
Чтоб полчаса их в голове держать
Все остальное время я есть сам
Баюкаю себя – ласкаю – глажу
Для поцелуя подношу
И издали собой любуюсь
И вещь любую на себе я досконально рассмотрю
Рубашку я до шовчиков излажу
и даже на спину пытаюсь заглянуть
Тянусь тянусь но зеркало поможет
взаимодействуя двумя
Увижу родинку искомую на коже
Давно уж гладил я ее любя
Нет положительно другими невозможно
мне занятому быть. Ну что другой?!
Скользнул своим лицом. взмахнул рукой
И что-то белое куда-то удалилось
А я всегда с собой
А вот отрывок из одного из моих любимых стихотворений с пронзительной и мощной последней строкой:
Привычки бедности. От штопанных носок
До джинсов, превратившихся в бумагу,
Но мы еще живем, пожалуйста, сынок,
И мокрою губой мы припадаем к флагу.
Карантин – отличный повод вникнуть и влюбиться в новые стихотворения, открыть для себя новых гениальных поэтов, которые еще недавно ходили среди нас, а когда их запирали дома – писали.
И вязкий Ленин падает туманом
На ручки всех кают над океаном,
И ржавый Маркс – заводоуправления
Прогрыз железо: ребра и крепления,
И черный Ницше – из провала – крабом
И толстый Будда, вздутый баобабом,
И острый я, как шип цветов колючих
На Украине призраков летучих,
На Украине снов, где Гоголь с вязами
Где буки и дубы и рощи базами…
Такие мы. А Вы – какие?
Мы – неземные. Вы – земные.
По сути, карантин – это что-то типа "Дня сурка" с Биллом Мюрреем – каждый новый день ты находишься в одних и тех же обстоятельствах, но пока ты должным образом не самосовершенствуешься (например, с помощью литературы), тебе из этой "тюрьмы" не выйти. Кстати, некоторые люди даже из мест не столь отдаленных выходили, выучив наизусть "Войну и мир", и больше, соответственно, в те места не возвращались.
Поэзия же по своей природе загадочна, каждому встречному не раскрывается, и, чтобы начать кайфовать от нее, придется произвести какое-то количество работы над собой. Думаю, что высшую форму языка лучше всего поглощать в замкнутом пространстве. Если ты не пишешь на карантине, то хотя бы читай.