Думы о грядущем при виде пожара в Нотр-Дам-де-Пари

У вас дотла сгорают храмы,
Хайпуют блогеры на смерти
И рубят доллары с рекламы.
Но есть другая жизнь, поверьте.

Треска нагуливает печень,
И я нагуливаю тоже.
Сижу в распивочной, беспечен,
Кругом мурлища, хари, рожи.

И если вспомнить, сколько спирта
Я выпил за свои полвека,
То не найдёте фуагристей
Вы в этом мире человека.

Во чреве будущего мира,
Где темные века наступят,
Меня для княжеского пира
На человечьем рынке купят.

И князь, шрамированный боров,
Меня пощупав за бочину,
Вдруг захохочет во все горло:
"Ну что, братва, съедим мужчину?

Мозги пусть жрет начальник тыла,
А печень мне, поскольку князь я.
Скажи, бедняга, кем ты был, а?
Творил ли в жизни безобразия?"

И я отвечу: "Был поэтом.
Мой князь, я был рифмач успешный,
И в организм вливал при этом
Я все напитки, слизень грешный.

Вино, шампанское, текила,
Кубинский ром, японский саке -
И всё, и мрак в мозгу, могила,
А хрен востёр, как у собаки.

Дай напоследок, муж державный,
Какой-нибудь бурды напиться
И с юной благородной дамой,
Мне напоследок порезвиться.

Я на глазах твоих нукеров
Могу покувыркаться с нею -
И позабавит вас, холера,
И будет фуагра вкуснее!"

И князь по новой захохочет,
И повелит своим вассалам:
"Пускай возьмет, какую хочет,
Пускай нагуливает сало,

Его к себе беру я в свиту,
А есть его пока не будем".
Сколь непристойна жизнь пиита!
Завидуйте и плачьте, люди.