"Страдать Володе полезно": жизнь, любимые женщины и дочь Маяковского
Почему у Маяковского не вышло долгой связи с Лилей Брик и кто мать его дочери
Сегодня, 19 июля, исполняется 191 год со дня рождения Владимира Маяковского. Романтик, хулиган, революционер, футурист и главный бунтарь русской литературы – Маяковский отвечал всем этим эпитетам в полной мере. Он мог стать неплохим художником – имел несомненный талант, а стал выдающимся поэтом-трибуном, за которым не сразу можно разглядеть тонкого лирика, ранимого и сентиментального.
О жизни и творчестве Владимира Маяковского, интересных фактах его биографии и о его любимых женщинах – в материале РЕН ТВ.
Детство и юность Маяковского
Будущий поэт родился 19 июля 1893 года в Грузии – в селе Багдади, неподалеку от Кутаиси. Его отец, лесничий Владимир Константинович Маяковский, происходил из запорожских казаков. Мать, Александра Алексеевна, была кубанская казачка. В семье росли еще две дочери – Люда и Оля.
С четырех лет Володя любил, чтобы ему читали, особенно стихи. И мать читала ему Крылова, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. А когда она не могла откликнуться на его просьбу, плакал. То, что ему нравилось, легко запоминал и потом выразительно декламировал наизусть.
Когда подрос, стал залезать в пустые чури – большие глиняные кувшины для вина – и читал стихи оттуда. Кувшины резонировали, и голос звучал громко, гулко.
В 1898 году к своему дню рождения, который совпадал с днем рождения отца, Володя выучил стихотворение Лермонтова "Спор" и выступил перед многочисленными гостями. К этому времени относится и его первый экспромт, связанный с приобретением фотоаппарата:
"Мама рада, папа рад,
Что купили аппарат".
"Первый дом, воспоминаемый отчетливо. Два этажа. Верхний – наш. Нижний – винный заводик. Раз в году – арбы винограда. Давили. Я ел. Они пили. Все это территория стариннейшей грузинской крепости под Багдадами. Крепость очетыреугольнивается крепостным валом. В углах валов – накаты для пушек. В валах бойницы. За валами рвы. За рвами леса и шакалы. Над лесами горы. Подрос. Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось – это Россия. Тянуло туда невероятнейше", – писал Маяковский в своей автобиографии "Я сам".
Позже семья перебралась в Кутаиси, здесь будущий поэт учился в гимназии и брал уроки рисования: с ним бесплатно занимался единственный кутаисский художник Сергей Краснуха. Когда волна первой российской революции докатилась и до Грузии, Маяковский – еще ребенком – впервые участвовал в митингах.
"Володя только бегает на сходки, сейчас тоже побежал в гимназию. Несмотря на то, что уже вечер, он присоединился к группе шестиклассников, к ним приходит студент и читает им новые книги, а Володя очень этим интересуется, он у нас большак, сильно идет вперед и удержать не могу", – писала Александра Алексеевна 12 ноября 1905 года Людмиле в Москву.
В 1906 году, когда Владимиру было 13 лет, от заражения крови умер его отец – поранил палец ржавой иглой, сшивая бумаги. До конца жизни поэт страдал бактериофобией: всегда носил с собой маленькую мыльницу с мылом, брал в путешествия складной таз, возил с собой одеколон для обтираний и тщательно следил за гигиеной.
После смерти Владимира Константиновича семья оказалась в тяжелом положении. Маяковский вспоминал:
"После похорон отца – у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было".
Начало революционной борьбы
В московской гимназии юный поэт написал свое первое "невероятно революционное и в такой же степени безобразное" стихотворение и опубликовал его в нелегальном школьном журнале.
В 1909–1910 годах Маяковского несколько раз арестовывали: он вступил в партию большевиков, работал в подпольной типографии. Сначала юного революционера отдавали "на поруки" матери, а в третий раз посадили в тюрьму. Это произошло после дерзкого побега 13 политкаторжанок из Новинской тюрьмы в 1909 году.
Среди тех, кто помогал им, была и семья Владимира Маяковского. Его мать и сестры шили мужскую одежду для заключенных. В нее беглянки должны были переодеться перед тем, как покинуть тюрьму. В ночь побега 16-летний Владимир из колокольни соседнего храма предварительно подал им знак, что все в порядке.
На следующий день в квартире Исидора Морчадзе, организатора побега, куда Владимир пришел узнать, как все прошло, его задержали жандармы.
С собой у него были кисти, краски и карандаши (он занимался на курсах при Строгановском училище), поэтому юный художник не растерялся и заявил, что не знает ничего о побеге и вообще у него заказ – он пришел в дом расписывать тарелочки и прочую посуду для жены Морчадзе.
Но жандармы не поверили Маяковскому – в том числе и потому, что при себе у него оказалось несколько революционных листовок. Понимая, что ареста не избежать, Владимир расслабился и даже помог составить полицейскому протокол о своем задержании.
Протокол содержал следующий текст:
"Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, считаю, что он виноват отчасти, а потому надо его разорвать на части".
В одиночной камере №103 Бутырской тюрьмы Маяковский проведет одиннадцать месяцев.
Знакомство с Давидом Бурлюком
В заключении Маяковский прочитал множество книг. Он мечтал о новом искусстве, новой эстетике, которая будет в корне отличаться от классической. Маяковский решил учиться живописи – сменил нескольких преподавателей и в 1911 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества – единственное место, куда его приняли без свидетельства о благонадежности.
Здесь молодой художник познакомился с Давидом Бурлюком, а позже – с Велимиром Хлебниковым и Алексеем Крученых. Маяковский начал писать стихи, от которых его новые товарищи были в восторге. Свой творческий дебют Маяковский описывал так:
Появление русского футуризма
Авангардные авторы решили объединиться против "эстетики старья", так в декабре 1912 года появился манифест новой творческой группы – "Пощечина общественному вкусу":
"Только мы – лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве. Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности.<...> Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. – нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!"
Позже в своей автобиографии Маяковский резюмировал:
Впрочем, само название "футуристы" Маяковский и его товарищи по группе (Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Бенедикт Лившиц и другие) приняли только в конце 1913 года во многом из-за того, что их называли так по аналогии с итальянскими футуристами.
Сами же члены группы, желая избежать такого сопоставления, предпочитали называть себя "будетлянами". Это слово, придуманное Хлебниковым, было калькой со слова "футуристы" и обозначало буквально "обитатели будущего".
"Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?"
("А вы могли бы?", 1913)
Футуристы выступали на собраниях — читали стихи и лекции о новой поэзии. За публичные выступления Владимира Маяковского и Давида Бурлюка отчислили из училища. В 1913–1914 годах прошло известное турне футуристов: творческая группа с выступлениями проехала с гастролями по российским городам. Успех был огромный, несмотря на эпатаж:
"Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир..."
("Нате!", 1913)
Первый сборник Маяковского "Я" (цикл из четырех стихотворений) вышел в 1913 году. Он был написан от руки, снабжен рисунками Василия Чекрыгина и Льва Жегина и размножен литографическим способом в количестве трехсот экземпляров.
В качестве первого раздела этот сборник вошел в книгу стихов поэта "Простое как мычание" (1916). Также его стихи появлялись на страницах футуристских альманахов "Молоко кобылиц", "Дохлая луна", "Рыкающий Парнас" и печатались в периодических изданиях.
Маяковский и Октябрьская революция
Революционные потрясения 1917 года Маяковский, как и следовало ожидать, встретил восторженно: организовал группы "Комфут" (коммунистический футуризм) и ЛЕФ (Левый фронт искусств), сотрудничал с агитационными "Окнами РОСТА" (серия агитационных плакатов Российского телеграфного агентства в период Гражданской войны), написал поэмы "150 000 000" и "Владимир Ильич Ленин" и множество программных стихотворений вроде "Левого марша".
"Принять или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция", – утверждал поэт.
"Довольно грошовых истин.
Из сердца старое вытри.
Улицы – наши кисти.
Площади – наши палитры.
Книгой времени
тысячелистой
революции дни не воспеты.
На улицы, футуристы,
барабанщики и поэты!"
("Приказ по армии искусства", 1918)
Вообще, представить Маяковского вне исторического контекста невозможно. Не просто Серебряный век, не только авангард и модерн, но и в первую очередь ломка старых устоев. Город, технический прогресс, заводы, индустриализация – все это есть в каждом агитационном стихотворении поэта.
Вместо образов и "поэтичностей" – лозунги и жаркий плакатный язык, вместо лирики и "высокого штиля" – лающие звуки, рубленые слоги и знаменитая "лесенка" – прием, необходимый, чтобы точно передать на письме устные акценты.
"Глаз ли померкнет орлий?
В старое ль станем пялиться?
Крепи
у мира на горле
пролетариата пальцы!
Грудью вперед бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!"
("Левый марш", 1918)
Маяковский и театр
Маяковский много работал для театра. Так, в ноябре 1918 года прошла премьера его пьесы "Мистерия-буфф". Ее поставил в Театре музыкальной драмы Всеволод Мейерхольд, а оформил в лучших традициях авангарда Казимир Малевич.
Мейерхольд вспоминал о работе с поэтом:
"Маяковский был сведущ в очень тонких театральных, технологических вещах, которые знаем мы, режиссеры, которым обучаются обычно весьма длительно в разных школах, практически на театре и т.д. Маяковский всегда угадывал всякое верное и неверное сценическое решение именно как режиссер".
В 1928–1929 годах Маяковский написал сатирические пьесы "Клоп" и "Баня". Обе премьеры прошли в Театре Мейерхольда. Поэт был вторым режиссером, он следил за оформлением спектакля и работал с актерами: начитывал фрагменты пьесы, создавая нужные интонации и расставляя смысловые акценты.
Обе пьесы вызвали ажиотаж. Одни зрители и критики видели в произведениях сатиру на бюрократию, а другие – критику советского строя. "Баню" поставили лишь несколько раз, а после запретили – до 1953 года.
"Лучший поэт советской эпохи"
Лояльное отношение властей к "главному советскому поэту" постепенно сменилось прохладой. В 1930 году ему впервые не одобрили выезд за границу. На поэта стала яростно нападать официальная критика. Его упрекали за сатиру по отношению к явлениям, якобы побежденным, например, той же бюрократии и чиновничьим проволочкам.
Маяковский решил провести выставку "20 лет работы" и представить на ней результаты своего многолетнего труда. Он сам отбирал газетные статьи и рисунки, расставлял книги, развешивал по стенам плакаты.
В день открытия зал для гостей был переполнен. Однако на открытие не пришел никто из представителей литературных организаций. Да и официальных поздравлений поэта с двадцатилетием работы тоже не было.
В начале апреля 1930 года из сверстанного журнала "Печать и революция" изъяли приветствие "великому пролетарскому поэту по случаю 20-летия работы и общественной деятельности". В литературных кругах пошли разговоры о том, что Маяковский "исписался".
14 апреля 1930 года Владимир Маяковский покончил с собой. Весь архив поэта отошел Осипу и Лиле Брик, с которыми Маяковский познакомился в 1915 году. Лиля Брик пыталась сохранить память о его творчестве, хотела создать мемориальную комнату, но постоянно натыкалась на бюрократические препоны. Поэта почти не издавали.
Тогда Брик написала письмо Сталину. В своей резолюции Сталин назвал Маяковского "лучшим и талантливейшим поэтом советской эпохи". Резолюцию напечатали в "Правде", произведения Маяковского стали издавать огромными тиражами, а его именем называть улицы и площади Советского Союза.
Поэт Николай Асеев нашел очень точные слова на смерть Маяковского, которая глубоко потрясла его: скорбь о гибели друга соединилась у него с осознанием потери величайшего поэта современности.
"Пошлость, не оспаривая его у жизни, оспаривала у смерти. Но живая, взволнованная Москва, чуждая мелким литературным спорам, стала в очередь к его гробу, никем не организованная в эту очередь, стихийно, сама собой признав необычность этой жизни и этой смерти. И живая, взволнованная Москва заполняла улицы по пути к крематорию. И живая, взволнованная Москва не поверила его смерти. Не верит и до сих пор".
Женщины в жизни Владимира Маяковского
"Будет любовь или нет? Какая – большая или крошечная?" — этот вопрос Владимир Маяковский задавал себе в жизни несколько раз. Его романы развивались стремительно, одни длились несколько месяцев, другие – больше десяти лет, но ни один из них не привел к браку.
Софья Шамардина
Софья Шамардина, "первая артистка-футуристка", была знаменитостью в литературных кругах Петербурга. Она водила на цепи ручного волка и выступала в футуристических концертах под именем Эсклармонды Орлеанской.
Маяковский и Шамардина познакомились в 1913-м благодаря Корнею Чуковскому – тот, кстати, называл Софью "девушкой просто неописуемой красоты". Бурный роман вспыхнул моментально и продолжался около года – с публичными признаниями в любви и милыми скандалами. Тогда же появились всем известные строки.
Софья Шамардина вспоминала:
"Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке, стало слагаться стихотворение: "Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?"
…Держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: "Получаются стихи. Только непохоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду".
После разрыва с Маяковским Софья уехала в Минск и вскоре вышла замуж за председателя Совнаркома БССР Иосифа Адамовича. Позднее пара переехала в Москву. Софья Адамович поддерживала поэта до самого конца. Муж Сони в 1937-м покончил с собой, чтобы избежать ареста и пыток. Бывшая возлюбленная Маяковского в том же году была арестована. Она провела в сталинских лагерях и на поселении долгие 17 лет.
Мария Денисова
С Марией Денисовой Маяковский встретился в Одессе в 1914 году – во время турне футуристов. В первый же день знакомства они гуляли до самой ночи. Поэт Василий Каменский вспоминал, что Маяковский вернулся "улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий".
На предложение руки и сердца Денисова ответила отказом. Зато родилась поэма "Облако в штанах", а Мария стала ее лирической героиней:
"Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, –
ему уже некуда деться".
Маяковский сравнивал красоту Марии с красотой Моны Лизы:
"Вы говорили:
"Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть", –
а я одно видел:
вы – Джиоконда,
которую надо украсть!"
Влюбленность была очень стремительной и яркой. Душевным состоянием поэта были обеспокоены даже друзья-футуристы, опасаясь, что он сорвет турне.
Тем не менее отношения между молодыми людьми не сложились, хотя Марии Маяковский нравился. Скорее всего, поэт был слишком напорист и импульсивен в выражении своих чувств. Пылкому поэту она предпочла талантливого инженера Василия Строева. Выйдя за него замуж, Мария переехала в Швейцарию, где прожила несколько лет в неудачном браке.
После Гражданской войны Мария стала скульптором, ее работы выставлялись на биеннале в Женеве, Венеции, Берне, Копенгагене. В середине 1920-х годов Денисова изваяла гипсовый бюст своего "остроугольного друга", как она называла Маяковского. В 1944-м она покончила с собой. Обстоятельства ее гибели туманны до сих пор.
Лиля Брик
"Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками" – так внес Владимир Маяковский в свою автобиографию "радостнейшую дату". Их познакомила младшая сестра Лили, Эльза. Маяковского переполняли абсолютно лихорадочные чувства по отношению к Лиле. Он не переносил долгой разлуки и хотел постоянно быть возле нее.
Все свои произведения, созданные после знакомства с Лилей, он будет посвящать ей лаконичным "Л.Ю.Б.".
Начавшийся роман они скрывать не стали. Осип был не против их отношений. Очень скоро Брики и Маяковский начали жить втроем.
О Лиле поэт написал в своих произведениях 1916 года — в поэме "Флейта-позвоночник", а также в ставшем надрывным признанием в любви стихотворении "Лиличка!".
"Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон –
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем".
Брик имела колоссальное влияние на поэта, но их отношения были очень тяжелыми. Она даже жаловалась знакомым, что он скучен и предсказуем. А затем начала заводить интрижки на стороне. Но при этом держала Маяковского возле себя, заставляя его страдать. Говорила:
В конце 1922 года они прервали общение на два месяца, чтобы пережить наступивший в отношениях кризис. В этот период Маяковский создал поэму "Про это".
Спустя два года произошел окончательный разрыв, о чем Владимир Маяковский сказал:
"Я теперь свободен от любви и от плакатов".
Он уехал на гастроли во Францию, потом – в Мексику и США.
Элли Джонс (Елизавета Зиберт)
В 1925 году во время своего турне по Америке Маяковский встретил эмигрантку из России Элли Джонс (Елизавету Зиберт). Родители Елизаветы Петровны, зажиточные крестьяне, потомки немецких иммигрантов, сразу после революции уехали в Канаду, а сама Лиза ненадолго осталась в России и работала на благотворительную организацию.
Она была хорошо образована, знала несколько языков, в том числе английский. На работе она познакомилась с англичанином Джорджем Джонсом, за которого вышла замуж и уехала – сначала в Англию, потом в Америку. По-видимому, к моменту встречи с Маяковским с мужем Элли уже не жила, хотя официального развода оформлено не было.
Их познакомил Давид Бурлюк, обосновавшийся в Нью-Йорке. Элли стала переводчицей поэта, который не знал английского языка. И одновременно его возлюбленной.
Роман продлился всего три месяца, но имел последствия: в 1926 году Элли родила дочь — Хелен Патрисию (Елену Маяковскую). В семье ее звали так же, как и маму – Элли. Владимир Маяковский видел ее только один раз, в сентябре 1928 года, когда они встретились в Ницце.
Он провел с "двумя Элли" три дня, а 27 октября прислал из Парижа письмо:
"Две милые, две родные Элли! Я по вас уже весь изсоскучился. Мечтаю приехать к вам еще хотя б на неделю. Примете? Обласкаете? <...> Целую вам все восемь лап. Ваш Вол".
Больше они никогда не виделись.
В своей книге о Маяковском шведский биограф Бенгт Янгфельдт пишет, что, по словам Софьи Шамардиной, одной из немногих, кто знал о существовании маленькой Элли, Маяковский признавался ей, что "никогда не думал, что к ребенку можно испытывать такие сильные чувства, <...> я думаю о ней постоянно". Фотография дочери хранилась в кабинете поэта – в его московской комнате на Лубянке.
Елена Владимировна Маяковская в 1954 году вышла замуж и стала Патрисией Томпсон. У нее родился сын Роджер Шерман Томпсон, внук поэта, который много лет работал адвокатом. В его семье все эти годы хранят память о великом русском поэте.
В эксклюзивном интервью РЕН ТВ Роджер Шерман Томпсон рассказал:
"Когда он уплыл на пароходе, моя бабушка вернулась домой, хотела броситься на кровать и рыдать. Но увидела, что Маяковский купил не-забывай-меня-цветы, по-русски – "незабудки". Ими была усыпана вся постель. Он сделал это, чтобы бабушка помнила о нем даже во время разлуки".
Татьяна Яковлева
Татьяна Яковлева эмигрировала в Париж в 1925 году. Она работала манекенщицей в доме моды Кристиана Диора и снималась для рекламы. Когда в 1928 году в Париж приехал Маяковский, то сестра Лили Брик, Эльза Триоле, познакомила его с Яковлевой.
В первый же вечер знакомства Маяковский провожал ее до дома. Когда в холодном такси она начала кашлять, поэт снял свое пальто и укрыл ее. Яковлева писала об этом:
"С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно".
Татьяна стала лирической героиней двух стихотворений – "Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви" и "Татьяне Яковлевой":
"Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи".
Незадолго до возвращения в Москву Маяковский сделал девушке предложение – выйти за него замуж и вместе уехать в СССР. Но она не согласилась, поэт уехал один. Перед отъездом он заключил контракт с цветочной фирмой, и Татьяна Яковлева долгие годы получала по воскресеньям букеты от Владимира Маяковского.
Вероника Полонская
Последней любовью Маяковского стала актриса МХАТ Вероника Полонская. Именно она оказалась и последним человеком, кто видел поэта живым.
Он был старше на 15 лет, она была замужем, но это не остановило их. И сама Полонская, и современники поэта описывали их роман как одновременно страстный и мучительный.
Маяковский требовал, чтобы актриса развелась с мужем, но Вероника тянула: боялась, что связь с поэтом окажется мимолетной, и сопротивлялась его желанию.
14 апреля 1930 года Вероника была у Маяковского на Лубянке. Он снова заговорил о разводе и просил, чтобы она осталась с ним. Вероника не могла задерживаться – торопилась на репетицию и ушла. Дойдя до парадной лестницы, девушка услышала подозрительные звуки из квартиры…
В своей предсмертной записке Маяковский оставил такие слова:
"Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо".