Version: 0.1.0

Неудержимое недержание Макаревича

Дмитрий Ледовской

Попсовый и престарелый артист Андрей Вадимович Макаревич так и не справился со своей хронической болезнью, зародившейся тогда, когда он вышел в прохладный день противостоять присоединению Крыма к России.

Тогда он был ещё просто артистом, руководителем того самого ансамбля, что до сих пор упорно называется "Машиной времени". Тогда он не был ещё членом Общественного совета Российского еврейского конгресса, не был членом Общественного совета Госдумы РФ по культуре. Тогда он ещё не заявлял, что его "тошнит от слова патриотизм", но именно во время московской манифестации в 2014 году его заметно прохватило бациллами недержания неприязни к России, её народу, который как-то стал терять интерес к заметно полинявшему артисту.

Примеров, когда собственные провалы, неудачи, просто снижение популярности относят не к объективной возрастной реальности, а к косности зрителей, их неблагородству, отсталости, даже подлости – полно. Желание вновь вернуть внимание той самой, презираемой ими же толпы толкает попсу в протестные деяния.

Макаревич – один из первых в этом отряде протестантов вообще. Странно, но во времена молодости, в начале зрелости, когда почти неизбежны смелость и безрассудство, Андрей Макаревич был тише воды ниже травы. Максимум, что он мог себе позволить, это "протестующе" спеть, что "не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас". Оваций протестующих вместе с певцом зрителей хватало Макаревичу и для ощущения себя личностью, и для солидных гонораров. На большее он не шел. Побаивался поющий "смельчак" публично протестовать против войны в Афганистане, Приднестровье, событий в Чечне, других действий власти, при которых гибли его соотечественники. Играл на гитаре, объедался в передаче "Смак", в общем, жил не тужил, помалкивая, неуклонно старея и пугаясь этого всё больше.

Перестройка, которую ждали, которой рукоплескали многие: либералы и демократы (автор сих строк тоже), верующие и неверующе, даже коммунисты, народы союзных республик и, конечно, американцы, –неожиданно дала всем недовольным безопасные шансы заявлять протесты на весь мир и говорить о чём угодно. Обнажать свои души, не боясь ГУЛАГа и репрессий, осуждать любые действия власти, поднимать своё реноме, спасаясь от надвигающейся безвестности.

Так как творческий резерв попсового Макаревича уже был исчерпан (вечно петь про прогибающийся мир и "каждого пятого у руля" теряло всякий смысл), было уже просто скучно, Андрей кинулся в политику протестов против действий российского государства на внешней политической и военной аренах. В общем-то, это немного сработало, внимание к руководителю "Машины времени" слегка поднялось, певец ощутил новые дуновения славы, почувствовал себя как бы героем толпы, то бишь публики. Но всего лишь ложно почувствовал, так как не понял, что громадное большинство россиян не приняли его протестов, наоборот, поддержали возвращение Крыма, борьбу ополченцев Донбасса.

А когда Макаревич сам стал принимать мощную волну народных протестов, то испугался всерьёз. При этом стала копиться в душе певца неприязнь и к самому народу, ведь прощать свои испуги дано не многим. И, понятно, в этих случаях возникает желание отомстить.

Андрей Вадимович заметался. Оказалось, что быть в одной компании с престарелым русофобом Вахтангом Кикабидзе, бандеролюбкой Лией Ахеджаковой, уродцем Алексеем Паниным – колюче, неудобно и непрестижно. К тому же стали один за другим отменять его концерты в городах России, доходы резко упали, и заметно струсивший протестант стал писать письма во властные инстанции вплоть до президента РФ с просьбой о защите.

Накапливаемые обиды и злость всё более направлялись не только на конкретных лиц, с коими Макаревич затевал даже судебные тяжбы, а на общество в целом. Здесь он был абсолютно прав – общественное мнение против его действий становилось плотнее и ожесточённее. Презираемый им народ становился более единым в своём неприятии певца, который легко устраивал свои концерты на Украине, не гнушаясь петь даже перед силовиками ВСУ. То есть попросту предавать Россию, ведь война есть война, и политическая линия фронта была определена точно. Макаревича рвало на Украину. Но оставался жить в России, понимая, что, окажись он в "Незалежной" на ПМЖ, угаснет весь смысл его жизни, его ореол борца и певца.

Трусость и политическую раздвоенность жалобщика Андрея Вадимовича не могли не заметить российские чиновники. Его ввели в Общественный совет Госдумы РФ по культуре. Расчёт чиновников – что работа практически в государственной структуре окажет благотворное влияние на сознание попсового музыканта, сделает его рассудительнее и, чем чёрт не шутит, умнее, годы-то бегут. Но чёрт не пошутил, попытки Макаревича объяснить свои слова пятилетней давности, что "этот (русский) народ уже не спасти", выявили созревший душевный нарыв ненависти именно к русскому народу, "невежественному и агрессивному", тому народу, что вытошнил из своего чрева его, Андрея Макаревича. А нарыв зрел уже основательно и обязательно должен был лопнуть. Подвернулся бы случай…

Есть что-то символичное в том, что вместо Красной площади ареной для музыкантов в День России стала крыша завода. Конечно, спела "Машина" во главе с седым мэтром и про изменчивый мир, и про дружную рубку канатов при отрыве от родной земли (вот здесь группа высказалась точно), про новые повороты, а затем – про стадо баранов. Не удержался, отомстил-таки обиженный Макаревич тому народу, который так и не признал его своим. Отомстил мелко. Думаю, это был уже полный закат Макаревича, окончание времени самой "Машины времени". Сломалась от ветхости, творчески истлела, как духовно истлел её бессменный лидер, повторивший судьбу всех тех, кто не осознал, где его Родина, кто не понял её, не защитил, а тем более – предал.