Нужно ли защищать Николая II от "Матильды"?
Есть в обществе зловредный стереотип, что кинокритики способны говорить о фильмах, даже их не посмотрев. Так оно или не так – вопрос отдельный. Но то, что действительно такие люди существуют (даже не имеющие отношения к киноведческой братии), это факт несомненный. Лично я о еще не законченном фильме Алексея Учителя "Матильда" ничего предметного сказать не могу. Судить о картине по ее трейлеру – все равно что делать далеко идущие выводы о книге по ее аннотации. Во-первых, цель трейлера – привлечь зрителя к экрану. Во-вторых, в трейлере никогда не раскрывается сюжет – в противном случае это был бы маркетинговый коллапс. Однако общественное движение "Царский крест" пожелало выразить свое отношение к фильму "Матильда", усомнившись в исторической достоверности его сюжета.
О сюжете известно лишь одно: это будет история отношений между императором Николаем Вторым и балериной Матильдой Кшесинской. Но какой характер будет у этих отношений, в каком контексте они будут показаны и на какой вывод натолкнут зрителя – одним лишь предсказателям известно. Я себя к предсказателям не отношу.
Напомню по случаю одну занимательную театральную историю. Происходила она в Америке XIX века. В поселок приехали бродячие актеры ставить "Отелло". Ковбои – зрители страстные, запальчивые. Один их них, не совладав со своими эмоциями, выстрелил в злодея Яго (он, по пьесе, строит всяческие козни). Но, вовремя осознав, что он убил актера, решил сам застрелиться. По другой версии, разгневанные срывом представления его просто застрелили. Так или иначе, но убитым поставили в городке памятники, на которых было написано: "Лучшему актеру" и "Лучшему зрителю". История, согласитесь, красивая. С одной стороны, она говорит о силе искусства, но, с другой, все-таки о трезвой дистанции между сценой и зрительным залом.
Кино – такое же искусство, как и театр. На экране все происходит понарошку, и зрители это понимают, соглашаясь с правилами игры. Никто не принимает происходящее всерьез: перед глазами всего-навсего актеры, а события подобраны в угоду драматургическому эффекту. Почему-то никто не удивляется, когда в опере "Жизнь за Царя" Иван Сусанин начинает петь. Ну, это язык такой, ответят зрители. Так почему же кинематографу отказывают в своем фирменном языке? Или просто не хотят признать его существование?
На поверку зрители делятся на два типа: считающих, что "такое могло бы быть", и считающих, что "такого не могло быть никогда". Первые видят за статусом прежде всего человека – со своими страстями, страхами и пороками. Вторые стремятся увидеть в человеке статус – безгрешный, практически святой. Такое уже было в истории кино, когда вторая серия "Ивана Грозного" Сергея Эйзенштейна была положена на полку. Иосифу Сталину – тогда главному зрителю и кинокритику советского кино – чудовищно не понравилось экранное воплощение царя. Где сила? Где величие правителя? Эйзенштейн показал "Гамлета на троне", слабохарактерного и неуверенного в себе человека. У Сталина же были совсем другие планы: ему хотелось создать прочный образ хозяина Земли Русской.
Такое желание вполне объяснимо. Стране, разумеется, нужны примеры для подражания. Но в них есть один минус: они неживые. Так, например, случилось с Владимиром Маяковским после его смерти. По точным словам Пастернака, Маяковского тотчас же начали насаждать как картошку при Екатерине. И вместо того, чтобы "читать", его стали слепо "почитать". А ведь Маяковский был больше, чем просто "поэт революции". Но советской пропаганде разве хотелось разбираться в психологических тонкостях личности поэта?
Я не утверждаю, что нужно рыться в грязном белье. Я лишь говорю о том, что в искусстве нет места мертвым образам. "Необходимо искать человека в человеке", как говорил Достоевский. И какая разница – крестьянин это или император. Едва ли Алексей Учитель, заслуженный и уважаемый режиссер, стал бы намеренно искажать доброе имя Николая Второго. Зачем ему это? Может быть, напротив, он захотел показать императора таким, каким мы его не знаем? Не историческим персонажем, сошедшим со страниц учебников, а живым и эмоциональным.