23 февраля на западенщине
О том, что Евроймайдан победил окончательно и бесповоротно, а государственный переворот состоялся в полной мере, мне стало понятно 22 февраля 2014 года. Мы ехали на такси в аэропорт Борисполь и слушали по радио оглашение итогов заседания Рады, на котором "великие укры" легитимизировали захват власти. Над этим можно было иронизировать, если бы накануне мы не приняли решение слетать в самую что ни на есть "западенщину".
После событий с расстрелом на Институтской в Киеве стало как-то слишком спокойно, и мы предложили редакции отправить нас на 23 февраля куда-нибудь поинтереснее. В итоге выбор пал на Львов. Мы договорились предварительно с несколькими ветеранами, живущими там, чтобы они рассказали, как им сегодня живется рядом с теми, кто, мягко говоря, стоял по другую сторону баррикад. В итоге впечатления (крайне противоречивые) от той поездки и от того 23 февраля не оставляют меня до сих пор. Поделюсь самыми яркими из них.
Сначала совсем о грустном. В первую очередь расскажу о ветеранах. К моему глубочайшему стыду, я не воспроизведу сейчас по памяти их фамилий, но что я запомнил четко и больно - это слезы, которые стояли у них в глазах, когда мы появлялись на пороге с цветами и коробками конфет. С некоторыми из них такого не случалось со времен развала Союза. Здесь, на "западенщине", строго говоря, и в советское время не слишком-то чествовали воевавших против Третьего рейха в составе Красной армии.
Мы общались и с теми, кто гонял бандеровцев по карпатским лесам вплоть до конца 1950-х. Тяжелые это были встречи, трогательные и грустные. Ветераны нам показывали черно-белые фотоальбомы, пылившиеся рядом с хрустальными сервизами ушедшей эпохи, открытки, которые присылали родственники и какие-то общественные организации из России. Евромайдан здесь победил заочно, может быть даже за много лет до того, как в Киеве произошел госпереворот.
Во Львое уже давно в открытую приветствовали ветеранов проигравшей стороны - тех жителей своего региона, которые воевали на стороне Германии, а подвиг бойцов Красной армии год за годом всё больше уходил в тень. В каком-то смысле победу Евромайдана во Львовской области расценивали как своеобразный реванш "лесных братьев". Узаконивание госпереворота, состоявшееся в Раде, окончательно развязало руки националистам, и в тот же день пришла новость из города Стрый - там накануне 23 февраля снесли памятник Неизвестному Солдату.
Мы, естественно, взяли во Львове такси и отправились прямо по прилете в глубокую ночь - по направлению к Стрыю, чем изрядно удивили таксиста. Наш водитель свободно общался на русском и какой-то особенной ненависти к нам не испытывал, даже узнав о том, что мы журналисты из Москвы. Когда он предупредил, что в Стрые - если мы заговорим по-русски - с нами разговаривать никто не станет, мы восприняли это несерьезно. Все-таки даже на Майдане самые отъявленные националисты из УНА-УНСО (запрещенная в РФ организация) давали нам интервью на русском, и это их никак не коробило.
Однако, делая опрос у пустого постамента (памятник Неизвестному Солдату не просто завалили и бросили, но и педантично вывезли), мы поняли, что нуждаемся в услугах переводчика, коим и попросили побыть таксиста. Впрочем, вот что удивительно - несмотря на вполне искренний языковой барьер, подавляющее число наших респондентов были против демонтажа памятника, честное слово. Как минимум трое из пяти сказали, что, как бы там ни было, многие украинцы и жители Стрыя воевали против фашистов и предавать их память не совсем порядочно и объективно.
Сам памятник, как нам рассказали, вывезли на муниципальную свалку, которая находится на окраине города. Мы отправились туда. Отдавая себе отчет в том, что без санкций местных чиновников мы, российское ТВ, вряд ли туда попадем, сам собою созрел хитрый план притвориться грузинским телевидением. Мы учли то обстоятельство, что в свое время "западенцы" воевали заодно с грузинами в Абхазии и вообще при Саакашвили политические песни Киева и Тбилиси звучали практически в унисон. Притвориться грузинами было несложно – я несколько лет жил в Сухуме, а мой оператор Ацамаз и вовсе был осетином.
Понятное дело, между грузинами с одной стороны и абхазами с осетинами с другой - огромная идеологическая и этническая пропасть, но, к нашему счастью, сторож на свалке не разбирался в тонкостях кавказских диалектов и пропустил нас поснимать скульптуру поверженного советского воина. Выглядело это все какой-то жуткой иллюстрацией краха того, что мы когда-то считали Украиной: героический солдат, некогда боровшийся против фашизма и освобождавший Киев, теперь лежит в груде мусора на загородной свалке недалеко от границы с Польшей.
На обратной дороге мы еще больше подружились с таксистом. Он был по убеждениям абсолютный евромайданец и даже стихи писал на украинском языке, но при этом абсолютно спокойный и адекватный. Именно от него я впервые услышал: "Сейчас наверняка в Крыму начнутся беспорядки - там новую власть не примут. Я вот вообще считаю, что Крым надо отдать России". "А что-то есть в его словах!" - подумалось тогда по дороге между Львовом и Стрыем. На следующий день мы взяли билеты на самолет до Севастополя и отправились в Крым. Еще через два дня "вежливые люди" заняли республиканский Совмин. Львовский таксист как в воду глядел.