Version: 0.1.0

Когда судьба страны зависит от стрелочника

Григорий Тельнов

Мне снится война. Не та, в Афганистане, на которой я был. Снится Великая Отечественная, про которую знаю только по фильмам, книгам и рассказам ветеранов. В моих снах – Москва ноября 1941 года. Кремлёвские звёзды, затянутые маскировочными сетками, снег, почерневший от пепла сожженных секретных документов. Колонны ополченцев, уходящих на прорванный немцами фронт. И бесконечный поток беженцев на дорогах, ведущих на Восток.

Наверное, след той катастрофы первого года войны живёт у нас в генах. Осенью 41-го многим казалось что уже нет спасения. Те, кто храбрее, сражались и умирали с верой в Победу. А третьи – таких большинство – просто честно делали свою работу, преодолевая страх. Маленькие винтики огромной государственной машины. Крошечные, незаметные, крайние. Но именно на таких людях Россия всегда держалась и стоит до сих пор. Зажравшиеся спесивые снобы сейчас называют нас “быдлом”, “пылью”, “замкадышами”. А мы – простой народ, другой Родины у нас нет, и в любви к ней мы едины. И от нас, маленьких и незаметных, зависит судьба страны. А для тех, кто не хочет верить в это, вот пример.

Мария Тимофеевна Барсученко в 1941-м году была стрелочницей на станции Дмитров. Но вышло, что она в самый критический день обороны Москвы спасла столицу от окружения. Пусть на минуту, но судьба столицы зависела не от генералов и маршалов. Исход битвы решила простая стрелочница.

Марии Тимофеевне 95 лет, но она помнит все детали того боя. Рассказывала мне о них она так подробно, словно эти события произошли не 75 лет назад, а вчера.

"Утром 28-го ноября услышала орудийную канонаду, небо побагровело от зарева пожарищ. Нам приказали не покидать посты без приказа: железнодорожники, как солдаты, на военном положении. Моё рабочее место было на южном выезде станции Дмитров. Жутко стало, уже пули свистели. Напарница Фрося взмолилась, сказала, что у нее ребёнок дома один. Я её отпустила, а сама осталась. Подумала, что если меня убьют, плакать никто не станет – сирота я была, незамужняя. Пальба сильнее стала, я от пуль и осколков снарядов в снег зарылась, словно тетёрка. Вдруг слышу – паровоз шумит, рельсы дрожат. Голову подняла – бронепоезд со станции мчится! Я бегом к стрелке, нужно её быстро перевести, иначе под откос состав полетит! Поворотный механизм забило заледеневшим снегом, голыми ладонями его разгребаю, понимаю, что не успеть. Встала во весь рост под обстрелом, машу красным флажком. На бронепоезде заметили, сбавили ход. Я опять за стрелку, снег вычистила, жму на рычаг что есть мочи, открыла путь. Как только силы хватило – я тогда худенькая была…"

…28 ноября историки считают самым критическим эпизодом в сражении за столицу. Немцам удалось форсировать канал имени Москвы и захватить мост у Яхромы. Путь фашистским танкам был открыт – на участке у Дмитрова почти не было советских войск, Москве грозило окружение. Ликвидировать прорыв отправили бронепоезд НКВД N73, тот самый, который встретила в тот день девятнадцатилетняя стрелочница.

Бой под Дмитровым у Перемиловской высоты был отчаянным – советский бронепоезд против двух десятков вражеских танков. Враги подбили паровоз, положение стало безнадёжным. Потерявший ход бронепоезд – лёгкая добыча, танки били по нему, словно по мишени на стрельбище. Выход был только один – пригнать новый паровоз. Капитан Знаменский выпрыгнул из бронепоезда и побежал к станции. Он надеялся на чудо – вдруг не все эвакуировались, вдруг под парами стоит какой-нибудь паровоз?

В здании станции уже не было никого, вызвать помощь не удалось – телефоны срезаны. Капитан заметил на путях девушку в железнодорожной форме. Крикнул ей:

– Я с бронепоезда, помощь срочно нужна. Паровоз на станции есть?

– Один остался!

Маша-стрелочница отвела командира к последнему составу с подготовленным к эвакуации оборудованием. Рядом дымил паровоз.

Машинист Андрей Доронин узнал Машу:

– Все уже уехали, садись к нам, спасаться надо. Немцы вот-вот придут!

Знаменский направил на машиниста пистолет:

– Приказываю отдать паровоз! Бронепоезд из под огня вытащить надо!

Машинист оказался не из пугливых:

– Ты мне стволом не тычь! Бригаде покидать паровоз запрещено. Садись, вместе поедем бронепоезд выручать!

…Мария, пригнувшись, вновь побежала на свой пост. По ней немцы стреляли уже прицельно, но она боялась только одного: что её убьют, прежде чем успеет передвинуть стрелку и пропустить паровоз. Навалившись на рычаг, Мария открыла путь. А потом без сил рухнула в снег, под откос.

В тот день спасённый бронепоезд отбил пять атак противника, уничтожил двенадцать танков и батальон пехоты. К ночи подоспело подкрепление, атаки немцев остановили.

"Очень удивилась, когда меня наградили за этот бой, – призналась мне Мария Тимофеевна. – Орден Красной звезды в Кремле Калинин вручил. После войны вышла замуж. Девичью фамилию Литневская на Барсученко поменяла, двоих сыновей вырастила. В 1965-м году бойцы бронепоезда меня нашли, потом ежегодно в день Победы в моём доме в Дмитрове встречались. Меня они всегда называли "Маша-стрелочница", говорили, что я Москву спасла. А я отвечала, что это они. Я по немцам не стреляла, моё дело маленькое было – всего лишь стрелку перевести. На военном мемориале в Дмитрове меня так с этой стрелкой возле бронепоезда и изобразили..."

Поговорили мы с Марией Тимофеевной и про тревожные сны, и про безрадостные телевизионные новости. Она рассудила мудро:

"Нынешний экономический кризис – мелочь по сравнению с тем, что пережила наша страна в войну. На одну конфетку за столом меньше съедим. Всё наладится!"