Басист группы "Кино" рассказал о предотвращенном убийстве на свадьбе Цоя

Музыкант Александр Титов, игравший в группе "Кино" с 1984 по 1986 годы, в эксклюзивном интервью РЕН ТВ рассказал о годах, когда играл с Виктором Цоем на одной сцене, о свадьбе легендарного рокера и его невероятной харизме.

По его словам, секрет успеха "Кино" состоял в том, что в песнях Цоя было что-то странное, совершенно необычное для того времени и очень мощное.

- Прошло 25 лет со дня смерти Цоя, как складывалась Ваша творческая деятельность? Чем Вы занимаетесь сейчас?

- Я переехал в Англию в 96 году, уйдя из "Аквариума", как раз в тот момент, когда мы записывали здесь альбом "Снежный лев". Первое время мне было, конечно, здесь очень сложно. Приходилось заниматься разными неестественными движениями для того, чтобы устроить свою карьеру и свою жизнь, поскольку я приехал сюда с ребенком двухлетним и моя жена не говорила по-английски тогда вообще.

В общем, все началось с нуля. Я нашел несколько групп, с которыми играл, в том числе южноафриканских панков, с которыми мы играли очень интенсивно. Постепенно я стал все больше брать преподавательской деятельностью, у меня есть несколько постоянных учеников. Сейчас, в данный момент у меня есть группа, которая называется "Рина Грин", с которой я закончил альбом AsWeSpeak.

Он будет выпущен в начале сентября. Я не рассчитываю какого-то серьезного тиража и какого-то коммерческого успеха. Этот материал очень важен для меня, потому что в этом есть определенная концепция, и, скажем, концепция моей жизни тоже. Эти песни очень важны для меня как огромный кусок моей жизни. Я считаю, что они стоят того, чтобы быть услышанными.

- Почему Вы тогда уехали? Может ли вообще русский рок жить за пределами России? Как Вас здесь принимают?

Я уехал от того физического ощущения, что мне душно, мне нечем дышать, мне стало совершенно невозможно передвигаться в городе. В городе происходили какие-то непонятные репрессии полупьяных ментов по отношению к музыкантам. И это не связано с русским роком никак, потому что я, в общем, не чувствую себя русским рокером и рокером вообще, собственно говоря. Потому что рок – это понятие достаточно приземленное и усредненное, узкое. Я музыкант. Я играю разные стили музыки, и меня не интересует рок как таковой.

Уехал я из-за такого вот совершенно точного ощущения, что мне просто нечем дышать, потому что на меня начались наезды со стороны властей непонятные, мне пытались впихнуть какую-то там марихуану в карман пару раз. В общем, все было достаточно грязно и нехорошо. Буквально за месяц до нашего отъезда произошла такая история дебильная, когда мы всю ночь сидели в ментовке. Короче говоря, я уехал оттуда от полной невозможности дальше заниматься любимым делом. Это я почувствовал сразу в тот момент.

- Пришлось ли Вам ломать и перестраивать себя в творческом плане после переезда?

- Ломать и переделывать себя приходится каждый день. Я чувствую себя вечным студентом. Пытаюсь что-то для себя новое выяснить и узнать каждый день.

Русский рок. Беспощадный и бессмысленный. Я слушаю совсем другие вещи. Я слушаю Чарльза Мингуса, например. То есть слушаю джаз, я играю с Борисом Гребенщиковым сейчас. Понимаете, это же не русский рок. Это уникальное культурное явление для отдельно взятой страны, которое носителями славянской культуры по всему миру считается одним единственным.

Что касается русского рока, то, понимаете, я уехал оттуда в 96 году. Я слышал, что это явление как таковое сдохло уже в середине 80-х. Понимаете, к тому моменту, когда я уезжал, мне было бы даже смешно, если бы мне задали этот вопрос о русском роке.

- Сейчас часто перепевают репертуары прошлых лет. Не думали ли Вы сделать что-то такое же?

- Многим людям свойственно считать, что вот в прошлом жизнь была чище, прекраснее и вкуснее. И по понятным причинам хочется вернуть себе вот это ощущение. Однако, конечно, результат оставляет желать лучшего всегда. Например, недавно я натолкнулся в сети на перепевание Андреем Тропилло песен Майка Науменко. Называется это "Андрей Тропилло и новый Зоопарк". Это меня поразило до глубины души. Я не буду давать этому оценку.

Есть определенный смысл в том, чтобы вспомнить те сумасшедшие годы, начало–середина 80-х, когда я играл с Витькой и в "Аквариуме" одновременно.

У меня было поле для экспериментов. Играя в двух группах, настолько разных, я могу переключаться с одного совершенно на другое, понимаете.

Что я сделал сейчас: я открыл себе, сделал канал на youtube и стал записывать дома, в домашних условиях, вот в студии этой стал записывать ролики коротенькие, по полторы минуты, в которых я переигрываю просто сам один, без сопровождения на этой бас-гитаре, на которой все было тогда и сыграно.

И я заметил, что этому появилось огромное количество последователей. И в принципе людям, насколько я понимаю, всем тем, кто когда-то интересовался группой "Кино", та часть группы "Кино", в которой я принимал участие, им нравится больше всего.

Поэтому я считал себя обязанным это дело сделать в определенном смысле, просто как дань. Я считаю, что получилось это забавно, мне это приятно.

- Есть ли какие-то моменты в творческой карьере, о которых Вы жалеете? И есть ли мечты, которые хотели бы претворить в жизнь?

- У каждого музыканта есть такой момент в жизни, когда он совершил какой-то ляпсус, сыграл что-то не так и ужасно на публике, в общем, и потом многие годы после этого себя ест. И у меня были такие моменты, несколько таких моментов.

У меня был период, когда после гибели Витьки я стал думать, что вот тогда, в 1986 году, когда мы расстались, когда я ушел из группы, у меня был выбор. Я мог бы уйти из "Аквариума" и играть в "Кино". Выбрал "Аквариум". "Аквариум" был моего поколения, а Витька был на 5 лет младше и музыканты "Кино" немножко младше меня. И в принципе, в общем-то, "Аквариум" был больше моей тусовкой, хотя я все-равно ассоциировал себя с группой "Кино". И когда Витька погиб, я очень много думал: что бы было, если бы я тогда не ушел, если бы я выбрал по-другому.

Какие-то вещи, могли бы сложиться по-другому. Мы ведь были не просто друзьями, а мы были близкими друзьями. Марьяна, покойная жена Витьки, - вообще моя подруга детства. Мы с 6 лет вместе с ней на даче жили. И когда я стал играть с Витькой, это было не просто то, что он пригласил какого-то басиста. Мы одна семья, понимаете? Поэтому для меня этот выбор был ужасно болезненным, я знаю, он тоже болезненно это воспринял, когда понял, что я вынужден уйти. И не было ни одного из музыкантов этой группы, кто бы равнодушно к этому отнесся.

И мне жить с этими демонами, с энергиями этого разрыва всю жизнь предстоит. Так вот, я думаю: что если бы я не ушел тогда? Я не пытаюсь придать себе большей значимости, но я думаю, что каждый человек, близкий, в определенном жизненном пространстве создает достаточное количество энергии, чтобы изменить ход событий, понимаете? Поэтому все могло бы быть иначе. Эффект бабочки.

- Что происходило в СССР во второй половине 80-х? Что вы сами тогда чувствовали?

- Было ощущение культурной революции. Было ощущение того, что мы делаем что-то очень неожиданное, уникальное, что идет в противовес всему этому менталитету дебильному, какой-то лжи и этого угасающего коммунистического строя, который никто уже в общем-то не воспринимал в тот момент.

Было ощущение того, что мы, может быть, откроем что-то новое. И это ощущение было среди всех. Денег никому не нужно было, потому что жизнь была совершенно бесплатная. И ренты никакой не существовало, никто не ходил на работу, все только числились.

Я числился кочегаром в бане № 2 на Чкаловском. Борька числился сторожем в какой-то мастерской художественной. И никто толком не работал, потому что деньги не имели значения. Вот это, пожалуй, самое важное, что было тогда, что позволяло нам перемещаться свободно.

Сейчас для того, чтобы забыть о деньгах, нужно совершить серьезный downshift. Тогда этот downshift был не нужен, потому что мы все жили примерно одинаково.

И никто не парился особо, поверьте. На водку можно было всегда найти. Развлечься можно было бесплатно. С введением рыночной экономики люди постепенно пришли к тому, что, в общем, как-то особо не оттянешься, приходится работать. Как ни прискорбно.

- Почему именно в тогда русский рок стал таким массовым и активным?

- Потому что это было создано при райкоме, при горкоме, исполкоме – я не знаю эти "комы". Было создано местными гэбэшниками для того, чтобы контролировать неконтролируемый ими в тот момент поток музыкальных явлений в городе. И таким образом, они, объединив все под своей крышей, могли посадить двух-трех сотрудников на концерт, которые будут сидеть и запоминать, что происходит, потом докладывать начальству.

Я их всех знал в лицо. Они все, весь этот отряд ребят-октябрят был весь нам известен. Они знали нас, мы знали их, мы все играли в определенную игру. Когда нужно было что-то как-то устроить для того, чтобы отчитаться перед начальством, они нас вызывали куда-нибудь в какую-нибудь комнату, делали нам "козу" и отпускали восвояси. То есть это было очень по-домашнему. Ну вот, Питер - такой город, в Москве, я думаю, все было гораздо более злобно и не персонально.

И даже в 1986 году на "Музыкальном ринге" с "Аквариумом". Если мы когда-нибудь с Вами посмотрим, я могу ткнуть пальцем и показать их, этих пионеров, они там тоже сидят.

- Как Вы можете объяснить такую популярность группы?

- Виктор всегда был очень серьезной харизматической фигурой, всегда, с детства, с юности. Его образ формировался достаточно долго. Я был как раз в конце романтической фазы музыкантом группы, а героическая фаза началась практически с моим уходом из группы в 1986 году.

Я могу его сравнить с Высоцким. Недавно смотрел какую-то съемку в интернете о Высоцком и поймал себя на мысли: я же знаком с ним. Мы вместе поехали в Калининград на гастроли в июне 80-го года за месяц до его смерти. Я тогда играл в "Землянах", это был наш совместный концерт-солянка. Мы с ним тогда пообщались немного, и я поразился тому, насколько человек харизматичный, строгий и сконцентрированный, хотя он был очевидно болен, ему было плохо.

И вот Высоцкий и Витя Цой, они очень близкие в этом смысле фигуры, потому что в них вот такая серьезная харизма и такой посыл. В тот момент России нужен был герой. И естественно Виктор оказался в правильном месте, правильном времени. Естественно, без этого он ничего бы не добился, если бы это не оказалось в правильном месте или в правильное время.

- Возможна ли сегодня подобная культурная революция?

- Я не слышал на сегодняшний день ни одного коллектива или произведения, которое бы на меня произвело революционное впечатление, к сожалению. Наверное, я просто мало слушаю музыки. Я не хочу брать на себя смелость и утверждать безапелляционно "да" или "нет".

- Как Вы познакомились с Цоем? Как началась дружба?

- Нас познакомил Борис, поскольку Витя приходил к Борьке постоянно в гости, и мы постоянно пересекались там. Однако творческое сотрудничество у нас началось только в конце 83-го – начале 84-го года. Он играл один, с Рыбой вдвоем, у них были, у него были трудности с коллективом. Первый альбом "45" группы "Кино" был записан у Тропилло, практически всеми нами вместе вперемешку.

Однако, когда встал вопрос о записи следующего материала, то что стало потом альбомом "Начальник Камчатки" - здесь он решил, что нужен состав. Чуть раньше этого ну появился Юрий Каспарян. Тогда же он предложил мне стать членом группы и играть. Барабанщика у нас сначала не было, и на барабанах играл кто угодно. Играл Сева Гаккель – виолончелист. Я играл в песне "Транквилизатор". Кто был в студии, кто мог это дело выдержать – тот и делал. И только уже к концу записи "Начальника Камчатки" появился Георгий Гурьянов, ну Густов, он появился только тогда и сыграл, по-моему, на единственной песне в альбоме.

Я сразу почувствовал, что это интересный проект. Во-первых, в плане песен. В песнях было что-то странное. Не знаю, то ли это вот ощущение того, что он очень любил Брюса Ли. Он очень любил каратэ, кунг-фу. Может быть, отчасти по крови, а отчасти, скорее всего, из-за того, что у него менталитет героя был всегда.

Мне понравился привкус чего-то непохожего и очень мощного. И второе, что мне очень показалось привлекательным – это то, что в этой группе никогда никто мне не говорил, что мне играть, мне была дана полная свобода, полный карт-бланш. Приветствовался любой мой эксперимент, любая странность, которую я мог туда привнести.

- Расскажите о свадьбе Виктора и Марьяны.

- Это была, это была свадьба в стиле "панк". Все происходило у них на квартире. Туда набилось огромное количество народу, приехали гости из Москвы. Покойный Володя Липницкий, известный своими пьяными выходками на весь мир, бегал по квартире с измазанным в торте ножом, пытался кого-то прирезать, приставал к моей тогдашней жене. Это была такая вакханалия. Все запомнили ее на всю оставшуюся жизнь, потому что это было что-то сверхординарное, удивительное совершенно. У меня нет конкретных примеров, кроме этого ножа, который я вижу сейчас перед своими глазами. Майк, между прочим, произвел тогда интересный жест: когда Володя несся с этим ножом на очередную свою жертву, он встал на дороге, у него на пути в коридоре и сказал: "Вова, ну если тебе нужно кого-то прирезать, давай это буду я". И это его остановило моментально.

Что Вы чувствовали, когда первый раз выступали на сцене в качестве "киношника"?

- Первый концерт "Кино" у меня был на фестивале в начале 84-го. Нас заставили пройти прослушивание. Они не были уверены в том, что группа, которую собрал Виктор, будет достаточно профессионально звучать для того, чтобы участвовать в этом мероприятии. И они нам запретили играть, сказав, что мы недостаточно профессиональны. Борька за нас вступился. И в результате нас все же допустили к этому фестивалю. Борис Борисыч потом вспоминал этот концерт и говорил, что увидел героев на сцене, чего раньше с ним давно не случалось.

Я помню лица людей. Звук был полное г…но, как всегда. Я помню, что я был просто в истерике позитивной, потому что вдруг в какой-то момент почувствовал, насколько это важно и мощно. И необычно. На черно-белых фотографиях с того концерта видно, какие у нас у всех квадратные глаза, как нам это все круто было. Это был фурор.

- Не мешали ли фанатки личной жизни? Какие отношения были с фанатами?

- Нет, оголтелые фанатки мне не мешали, потому что в то время оголтелых фанаток не было. Безмозглого оголтелого фанатизма в то время не было по поводу ни одной из групп. Девчонок-фанаток называли "сестренки", они всегда были интересующиеся и очень кайфовые. В основном - из студенческого круга девчонки. У нас были моменты, когда кто-то начинал сидеть на лестнице жить или еще что такое. Но это все было по-доброму.

Сейчас моя жизнь складывается таким образом: я женат вторым браком, у меня две дочки. Старшая дочь только что закончила университет, младшая идет сейчас в secondaryschool. Они обе мало говорят по-русски, с ними я, в основном, общаюсь по-английски. Но тем не менее, мы очень близкие и интересующиеся друг другом люди. И единственное, чего я пока еще не сделал: я еще ни разу не свозил их в Россию.